Командование назначило его куратором части, и в дальнейшем Ослонян регулярно посещал расположение.

Генерал протянул руку и поздоровался с комбатом.

– Вольно! – гаркнул Туманов во всю свою луженую глотку (а голоса, что у него, что у Шершавникова, действительно были громкие, настоящие командирские). – Здравия желаю, товарищ генерал!

Генерал привстал на цыпочки и попытался что-то разглядеть в плохо разборчивой писанине.

– Это чье расписание занятий? Кто его составлял?

– Расписание второй роты, товарищ генерал. Командир роты капитан Демешек.

– А почему так безобразно и коряво составлено? Кто эти каракули сумеет прочитать? Вот подойдет, к примеру, солдат, захочет посмотреть, какие у него занятия, а тут сам черт ничего не разберет.

– Товарищ генерал, кроме офицеров кто его будет читать? У нас в ротах сплошь узбеки, туркмены, армяне и азербайджанцы. Они толком и говорить-то не умеют по-русски, – брякнул вышедший из туалета молодой лейтенант, командир взвода.

Генерал вытаращил глаза на комбата в изумлении, густо покраснел и с возмущением произнес:

– Но ведь я ваше расписание читаю. Что за пренебрежение к национальным кадрам?

Комбат сообразил, что взводный брякнул глупость, ведь генерал был нерусским и обиделся на эту последнюю реплику лейтенанта.

– Виноват, товарищ генерал. Раскильдиев, а ну марш отсюда в парк на технику.

– Э-э-э, нет, постой, лейтенант. Ты кто?

– Киргиз…

– Да я не национальность твою спрашиваю, а должность…

– Я – командир взвода. Лейтенант Раскильдиев. Временно исполняю обязанности командира второй роты. Ротный в отпуске…

– Разгильдяй! Ты не временно, а случайно исполняющий обязанности! Доложи мне, лейтенант, кто писал это расписание?

– Писарь роты, – ответил, улыбаясь во все свои тридцать два зуба, простодушный Раскильдиев. – Писарь русский, он язык знает лучше меня, я часто ошибки допускаю.

Генерал топнул яростно ногой и воскликнул:

– Когда я был лейтенантом, я тоже писал с ошибками. Бывало, что и многие слова неправильно писал, порой даже кто-то мог и посмеяться, но я лично делал свою работу! И всем начальникам говорил, что сам пишу. Я кто, по-твоему?

– Генерал! – буркнул Раскильдиев, оглядев с ног до головы начальника, от папахи до начищенных блестящих сапог.

– Я спрашиваю, дорогой мой, ты как думаешь, кто я по национальности?

Раскильдиев посмотрел внимательно в лицо генерала еще раз и сделал предположение:

– Нерусский?

Генерал даже подпрыгнул от возмущения.

– Нет такой национальности – нерусский! Я армянин! Разве по моей фамилии непонятно, кто я?

– Аслонян или Ослонян? – вновь тихо произнес лейтенант и решил, видимо, пошутить, да вышло неудачно. – Э-э-э… Ваша фамилия от осла или слона происходит?

– У-у-у! – взвыл генерал и затопал ногами. – Конечно, от слона! Сам ты от осла! Обезьяна – сын осла! Ты издеваешься надо мной?

Сам того не желая, лейтенант нечаянно обидел генерала, затронул больную тему с фамилией. Но и Раскильдиев обиделся на обезьяну и густо покраснел. А генерал Ослонян тем временем подпрыгнул на месте, выхватил приклеенный к доске большущий лист расписания и яростно разорвал.

– Уведи его от греха подальше, – зашипел комбат Громобоеву.

Теперь уже Эдик схватил здоровяка Раскильдиева за воротник шинели, обхватил за талию и увлек вглубь казармы.

– Раскильдиев, ты что, сбрендил? Зачем болтаешь всякую чушь генералу про национальности? Смотри, как генерал разволновался! Сейчас этого Ослоняна удар хватит. Теперь он на комбата орет и рвет одно за другим расписания занятий рот и взводов на мелкие кусочки. Ох, берегись нынче гнева комбата, лучше помалкивай и рта не раскрывай, когда Туманов будет ругаться…