Деревья: большие, маленькие, с вечнозелеными иглами и пожухлыми листами, кусты, поросль малины и ежевики, разнообразие поздних цветов и корений. Все не то.

Она продолжала расширять зону поиска, скользя по белым нитям, окутывающим землю. Все дальше и дальше, за крохотное болото, за уставшую, засыпающую рощу, за широкий луг, пересеченный глубоким оврагом. И так до тех пор, пока не натолкнулась на сочную, пульсирующюу жизнью морковь и пузатую свеклу вперемешку с репой.

Если есть овощи, значит есть и люди.

— Спасибо, — поблагодарив землю, Доминика поднялась на ноги и отправилась в путь, надеясь, что к вечеру сможет добраться до поселения и не околеет. В сумочке на поясе болтались еще два пузырька с согревающим зельем.

Дорога оказалась не близкой. Если по пролеску и через рощу целительница прошла без приключений, то болото заявило о своем характере на первом же шагу, грозно хлюпнув и засосав ногу по самую щиколотку. Пришлось делать крюк и обходить его по широкой дуге, теряя драгоценное время. К тому моменту, как мрачные топи оказались за спиной, действие первого зелья начало ослабевать, и Доминика ощутила сначала прилив легких мурашек, потом дрожь, а потом отчетливую дробь зубов.

Пришлось опустошить второй пузырек согревающего.

К крохотной деревушке она вышла уже поздно вечером. Еще на подходе Доминика смогла рассмотреть пяток домов, жмущихся друг к другу и, недолго думая, постучалась в тот, который показался ей более гостеприимным.

Раздался женский ворчливый голос:

— Кого там еще принесло?

— Я…я…— действие последнего зелья давно закончилось, одежда так за весь день и не просохла, поэтому Доминика тряслась, как осиновый лист на ветру, — мне бы переночевать.

— Вот еще! — возмутился голос, но послышались шаги и дверь немного приоткрылась. Из просвета тянуло теплом и запахом свежего хлеба, — мы всяких приблудных не пускаем.

— Пожалуйста, — взмолилась Доминика, — я очень замерзла. Мне бы только отогреться и переночевать. И я уйду. Рано утром, вы меня и не заметите.

— Конечно, а потом ложек не досчитаемся.

— Да не нужны мне ваши ложки, — всхлипнула она. Тепло было таким притягательным и таким недосягаемым. — у меня есть немного монет…

— И медяки нам твои не нужны! Заговоренные поди, все равно пропадут.

Из глубины дома раздался детский плачь вперемешку с надрывным кашлем.

— Все, проваливай. Видишь, не до тебя.

— Погодите! — рискуя остаться без ноги, Доминика сунула носок в прихлоп, — я целительница. Могу помочь.

— Себе бы помогла, — фыркнула женщина, — а то выглядишь так, будто на ладан дышишь. Уходи, пока собаку не спустила.

И захлопнула дверь. Доминика шмыгнула носом и направилась к следующему дому.

***

Однако пройдя пяток шагов, услышала, как за спиной снова скрипнула дверь.

— Точно целительница? — подозрительно щурясь, спросила женщина.

— Точно, — Ника даже не обернулась. Так и стояла, обхватив себя холодными руками за продрогшие плечи и невидящим взглядом упираясь в темноту.

Мгновение напряженного молчания, потом:

— Хорошо. Заходи. Только сначала лечи. Поможешь – будет тебе ночлег, а нет…я тебя кочергой отхожу вдоль хребта так, что места живого не останется.

— Спасибо тебе, добрая женщина, — вздохнула Доминика и поплелась обратно.

Женщина распахнула дверь чуть пошире, но, когда Ника попыталась войти внутрь – зажала ее на пороге.

— Зовут как?

— Елена, — не задумываясь, ответила целительница, — А вас как?

— Не твое дело.

Женщина посторонилась запуская ее внутрь, и Ника зашла в небольшую, но крепко сбитую чистую избу. Маленькие сени были отгорожены от главной комнаты цветастой тряпкой, еще одна в углу отгораживала маленький закуток, из-за которого и доносился детский кашель.