Премьер-министр зевнул и вытянул ноги. Потом сделал глоток бренди и продолжил чтение.
Затем посол в частном порядке, но с великой серьезностью поделился со мной тем, с какой тревогой и пессимизмом он столкнулся в Берлине. По его словам, убийство эрцгерцога Франца Фердинанда вызвало в Австрии очень сильные антисербские настроения, и ему доподлинно известно, хотя и без подробностей, что австрийцы намерены что-то предпринять, и не исключено, что они начнут военные действия против Сербии.
Премьер-министр поднял взгляд от письма. Прошло уже десять дней после убийства наследника австро-венгерского престола и его супруги сербскими националистами в Сараево, и до сих пор все было очень тихо, настолько тихо, что он совершенно выбросил это происшествие из головы. А теперь у него внезапно возникло ощущение, будто споткнулся о камень на дороге. Он поставил стакан на стол и снова принялся за чтение со все возрастающим интересом.
Я усомнился в том, чтобы они замышляли захват чужих территорий.
Посол ответил, что они не желают захватывать территории, поскольку не знают, что с ними делать дальше. По его словам, смысл заключается в том, чтобы получить некую компенсацию в виде унижения и усмирения Сербии…
Второе обстоятельство, вызывающее тревогу и пессимизм в Берлине, связано с опасениями относительно позиции России, в особенности в связи с недавним усилением российской военной мощи… Теперь у России в мирное время под ружьем миллион человек…
Посол зашел в своих откровениях так далеко, что сообщил об имеющемся у Германии предчувствии неизбежности осложнений, а потому не стоит сдерживать Австрию, и пусть лучше осложнения случатся сейчас, нежели позже.
Он дочитал докладную записку и поглядел в окно на цепочку фонарей вдоль Плац-парада конной гвардии. Главным его достоинством как премьер-министра – некоторые даже говорили о гениальности, хотя он скромно считал это преувеличением, – была способность одновременно воспринимать множество сложных и не связанных между собой проблем, рассматривать различные варианты их решения и удерживать все это в голове, а также терпение, позволяющее дождаться идеального момента для действия или бездействия, которое, как показывал опыт, часто оказывается предпочтительным, поскольку проблемы имеют свойство разрешаться сами собой, если оставить их в покое. «Подождем и посмотрим» – эту фразу ему частенько припоминали и высмеивали за нее, хотя сам он считал ее в высшей степени разумной. Но что еще оставалось делать? Возможно, не случится ничего. Или начнется Армагеддон. Сейчас он ничего не мог предпринять. Жаль, что Венеции не будет в городе. Это бесценный подарок судьбы – иметь рядом человека, которому можно довериться, человека, чьи советы не искажены личной заинтересованностью. Но завтра утром она должна отплыть на яхте Адмиралтейства в Шотландию вместе с Уинстоном и Клемми Черчилль, а потому в пятницу не будет никакой дневной поездки с Венецией. Его всегда выводило из себя, когда не получалось увидеться с ней.
Он просмотрел остальные телеграммы, допил бренди и отправился в спальню. Умылся, сменил костюм на ночную рубашку, сел на кровати и читал «Нашего общего друга»[10], пока глаза не начали закрываться, а потом уснул.
На следующее утро, во вторник, Димеру было приказано вернуться к обычным своим обязанностям. Похоже, дежурный офицер первого округа столичной полиции испытал немалое удовольствие, перевесив выскочку на пару крючков ниже и назначив после работы на Куинна расследовать всплеск ограблений в Пимлико. Это была нудная работа – ходить от дома к дому и расспрашивать жильцов, не заметил ли кто что-нибудь подозрительное, любой констебль справился бы с ней ничуть не хуже. Вернувшись в Скотленд-Ярд несколькими часами позже, Димер получил сообщение о том, что Куинн желает срочно встретиться с ним. Через пару минут он уже стоял перед столом суперинтенданта. Сесть ему не предложили.