***

Месяц, второй, третий... полгода, год... Мы тренировались с редкими перерывами в несколько дней, когда я уже не мог Зверя своего в узде держать. Выплескивал животную суть на охоте, усмирял дикие порывы с Иррэ, а потом возвращался к Славушке, и мы продолжали обучение.

Кровь давал сначала по капле в седмицу, повторяя полный оборот Луны, увеличивал до нескольких капель с каждым новым витком, пока до глотка небольшого не дошли.

Каждый раз моё сердце съеживалось от ужаса, что вот– вот доза окажется фатальной, и я лишусь Славки, но она переживала яд достойно. Тошнило, мутило, слабость в теле... и при этом мелкая терпела изнурительные тренировки. Не упрекала, не молила – была рада, ежели приходил, и тосковала, ежели держался в стороне.

Это ощущал нестерпимым, до вырывающегося из пасти волчьего воя, щемлением в груди, .

Но я даже не смел думать о том, чтобы показать слабость!

Просто душил в зародыше любые чувства, кроме обязательства, и с тихим удовольствием отмечал изменения в ней и в себе...

Она старалась быть спокойной и сдержанной, но была непредсказуема в своей чистоте и невинности: каждой встречи была так рада, что со временем стала затягивать в диковатые игры с обниманиями и поцелуями. А ещё у меня за ушками любила чесать, загривок ногтями вздыбливать, просто гладить, нежности и глупости шептать. Не страшилась меня, словно с любимой игрушкой играла.

Я, сам того не замечая, привык к её рукам, хотя всячески избегал сближения: не просил нежности и прикосновений. Я – Зверь. Хищник. Волколак! Негоже мне урчать от оглаживаний аки псу ручному в руках хозяина, но в глубине души... ждал этого тепла. И даже глаза закрывал, отравленный теплотой ощущений.

Меня это и злило, и бесило, и озадачивало.

Первую ошибку сделал в тот день, когда на неё глянул во младенчестве. Повторил, когда согласился её обучать. А теперь по накатанной шло, но по моему плану, хоть и с некоторыми деталями, коих не мог просчитать.

И всё чаще себя уверял: ещё раз, и я проучу мелкую, но вместо порки, показательного наказания, вновь позволял меня в объятия загребать, вернее виснуть на моей шее.

Бывало, как натренируемся вдоволь, завалится Славушка, руки раскинув над головой, уставится в небо, а я точно зачарованный слушаю счастливый грохот её сердца.

Вот тогда и на меня блажь находила. К ней ложился рядом и чувствами её травился, покуда они меня не переполняли настолько, что срывался прочь к своим, где спасение было...

А в лагере отцу Иррэ, Арому, говорил свои наблюдения по поводу самок человеческих и нашей крови. Он ведь знахарь, авось, что надумает и Альфе передаст.

Мы не были дружны с Аромом, особенно после того, как я с его дочерью стал жить. Но волколак мудрый, личное и дела стаи не смешивал. Пусть не благодарил в открытую, не допытывался, откуда мне то или иное известно. И с каждый моим изысканием, его интерес возрастал.

Пока в один прекрасный день на очередном гоне он Альфу не уговорил дать невестам зелья . Дагр не рискнул всеми. Одной – самой крепкой и не третьей по роду. Ещё до начала...

Я сам не ведал о том, что за питье там было, но самка не загнулась в муках боли, не сдирала с себя шкуру, а на гоне была самой выносливой и быстрой. И даже первый натиск Зверя пережила...

Так что да, зелье пришлось по нраву Альфе.

Аром заслужил от него скупое «отлично». Я не желал перетягивать лавры и даже не ждал благодарности от отца Иррэ, но он обронил, торопясь мимо, когда Имар, ту самую девицу на руках в лагерь принёс, требуя помощи:

– Ты достойный сын отца.