— Ну что, черная? Говорят, ты недостаточно хороша для утонченного вкуса искушенных Соловковских жителей.

Я окунула кисть в склянку, держа Зорьку за один рог, и густо намазала краской второй. Почуяв неладное, она принялась мотать головой из стороны в сторону и пятиться назад.

— Стоять! Кому сказала! — попыталась я призвать к порядку возмущенное бесцеремонным обращением животное. Строптивая коза, вместо того чтобы смириться с уготованной участью, твердо решила стоять на своем и, упершись передними копытами в землю, сделала несколько попыток наподдать мне рогами. В течение следующих пяти минут уворачиваний и борьбы кое-как удалось докрасить первый рог, однако процедура по усовершенствованию не была полностью завершена. Только я перехватила норовящую выскользнуть из вспотевшей ладони кисть, как коза, сделав мощный выпад в сторону, дернула головой и сорвала веревку с ветвей. Хаотично мечась по кустарнику в поисках лазейки, она истошно блеяла и не давала к ней подступиться. Пару раз мне даже пришлось отпрыгнуть с пути разъяренного животного, чтобы оно не снесло меня с ног. Еще не хватало заблаговременно почить в кусте сирени, будучи заколотой собственной козой на почве расхождения мнений о ее внешнем виде. Ни на минуту не умолкая, беглянка привлекла всеобщее внимание, и с рынка начали доноситься удивленные возгласы. Поймав подходящий момент, я схватила пробегающую мимо Зорьку и рывком впихнула ее в разросшиеся стволовые ветви, выполняющие роль тисков, таким образом, что с одной стороны торчала только ошалело визжащая голова, а с другой — брыкающееся туловище. Еще несколько минут повозившись с веревкой, я подняла с земли оброненную кисть и, убрав с нее налипшую землю, завершила начатое. Коза, доведенная до отчаяния, встала на дыбы, и в новом приступе паники ринулась сквозь кусты, задев мой локоть. Зажатая в руке склянка опрокинулась, обильно заливая краской ладонь и пальцы, а также орошая брызгами морду самой рогатой.

Мы вылезли из сирени почти одновременно, являя встревоженной публике весьма противоречивое зрелище. Черная, с всклокоченной шерстью серебренорогая «заплаканная» коза, чьи нижние веки теперь украшали капли краски, напоминающие хрустальные слезы, вырвавшись на свободу, драпанула со всех ног куда глаза глядят, лишь бы скорее скрыться с глаз незадачливой хозяйки. И я, потрепанная ветками и злая, как самая настоящая ведьма, с кистью в одной руке и оборванным куском веревки в другой, громко сыплющая грозные проклятия вслед сбегающей мерзавке.

— А шо это у нее, рога покрашены, штоле? — без тени жалости к моей и без того измученной особе вопросил вслух один из рыночных завсегдатаев. — Кого ты надурить пытаешься, ведьма криворукая? К маляру бы обратилась, коли у самой навыков ни на грош!

Грубый мужик, пытавшийся поначалу выпендриться перед односельчанами, поймал на себе мой недобрый взгляд и сразу умолк, поспешив затеряться в образовавшейся толпе. Остальные тоже вернулись к привычным делам, дабы не снискать гнева ведьмы.

— Это провал… — констатировала я, незаметно возвращая Талесу заимствованный боевой арсенал. Молодой человек сощурил глаза и посмотрел на меня с подозрением:

— Что это за колдунья, которая даже с домашней скотиной управиться не может? — он покачал головой и протянул мне тряпицу, предварительно смоченную каким-то раствором. — Чую, без моей помощи ты и от краски на коже не избавишься. На, протри, а то всю жизнь пятнистая ходить будешь.

Быстро отмыв пальцы, я с позором улизнула с рынка в поисках исчезнувшей козы.