− Да они не понимают, что с этой ледышкой не то что потомством не обзаведутся, но и свои достоинства отморозят! – громко хохотала Филисити – лидер этой маленькой компании.
– Ах, Филисити, но Генри мне так нравится, почему я должна его уступать ей? Подумаешь, магия есть, зато у нее души нет! В ней одна темнота. И твой Эндрю тоже хорош… – С кровожадностью во взгляде поддержала ее подруга.
− Ох, Маргарет, расслабься, мальчики наиграются в обольщение ущербных и вернутся к нам, обычным, но живым, чувствующим, понимаете? – С придыханием и непонятным намеком ответила Филисити.
Дальше я не слушала, пытаясь справиться с подкатывающими рыданиями и страшной болью от осознания, что все-таки никогда не буду счастлива в этой глупой и странной жизни. Просто потому что больше никому и никогда не смогу поверить.
И когда, в дальнейшем, на моем пороге появлялись “женихи”, я всем и всегда давала отворот-поворот, не объясняя – просто не было сил и желания спорить.
Глупая. Тогда я еще не понимала, как самонадеянны и дурно воспитаны могут быть мужчины.
Однажды, я все же стала той самой “Ведьмой- ледышкой”. Не только на устах глупых девчонок, но и для самой себя. Для всех чужаков, что пытались сблизиться.
Помог мне избавиться от пустых надежд, как не странно, мужчина.
Эндрю, которого я прогоняла не раз, зная его истинные мотивы, явился на мое восемнадцатилетие, как ни в чем не бывало, с предложением руки и сердца. Я была в бешенстве от подобной наглости, ведь всегда соблюдала дистанцию и не давала поводов на сближение.
От такого клубка негодования и злости, в какой-то момент, ощутила, как тьма внутри с готовностью откликается на мою боль, поддерживая, готовая разделить ответственность пополам. Подталкивает, направляет, и дает силы дышать и жить.
Тогда-то я резко и успокоилась, впервые осознав, что все не настолько плохо. Возможно, я просто недооценила свой дар?
С обворожительной улыбкой, теперь уже я сама начала наступать на этого недожениха.
− Ах, Эндрю, ты так уверен в наших чувствах? – пропела, изображая самую обворожительную улыбку, на которую только могла быть способна со своим никчемным опытом в отношениях. До сих пор не могу понять, что на меня тогда нашло: решительное, смелое, жаждущее мести.
Парень заметил изменения в поведении, и даже насторожился, а потом, видимо, решил, что я просто глупая дурочка, которая лишь ждала, когда же ее позовут замуж.
− Конечно, мой хрупкий цветочек, – растягивая губы в неприятной кривой улыбке, он кивнул. Маслянистый взгляд перетек с моего лица на грудь, затем талию, оценивая “товар”.
А я почувствовала, что вот-вот начну смеяться, ведь ни один так называемый ухажер ни разу даже не пытался дотронуться до меня. Они боялись. Все боялись моей тьмы, не зная, как с ней взаимодействовать. Они думали, что получив мое дозволение, сблизившись со мной, получат доступ к телу.
Но я была проклята. Ха-ха, проклята!
− Тогда обними меня, дорогой жених, – слишком близко придвинулась к нему, прижимая руки к мужской груди.
Моя сила. Она была такой ласковой, казалось, действительно способной на милость. Но такая “ласка” оказалась подобной великолепно заточенной косе, что исправно служила госпоже Смерти.
Он отскочил как ошпаренный, а судя по тому, как судорожно его пальцы расстегивали светлую рубашку, как испуганно Эндрю осматривал (о, как “неожиданно”) обожженную грудь, я сделала вывод, что раз и навсегда этот парень обжиматься разлюбит.
− Обними же меня, я вся твоя, как ты хотел! – решила идти до конца и снова потянулась к гостю. – Что же ты испугался, где твоя неземная любовь?! – уже кричала, заливаясь смехом на весь дом, совсем не боясь расстроить родителей.