– Мне надо… сейчас… – прокашлявшись, сообщила Птичкина, убирая лохмы с лица. – Я сейчас… минуту подождите, профессор… Оденусь.

Ему показалось, что при слове «профессор» она покраснела, и это было настолько удивительно, что он даже забыл язвительно её поправить – мол, если вам до сих пор это неизвестно, мадмуазель, в русской академической традиции преподавателей называют по имени-отчеству, а не «профессор». Признаться, ему даже понравилось, как она произносит это слово – «профессор». И как краснеет, тоже понравилось.

Быстрой молнией девушка метнулась в ванную, по дороге прихватив свою дорожную сумку, всё ещё не распакованную. Багинский глубоко вздохнул – похоже, что это надолго. И, похоже, что бесполезно – безусловно, в ней есть изюминка, но вот не выглядит она как человек, который сможет достойно показать себя в его конференц-панели...

Он ведь не зря неделями корпел над отбором команды – его люди должны быть особенными, недюженные мозги должны прослеживаться в каждом их движении, в каждом слове и взгляде. Вот, к примеру, Толмачев Иван – молодой доцент с его кафедры, которого он возил с собой практически на все конференции. Часами может доклады читать, почти не подглядывая в записи! И так складно получается у него – публика с открытым ртом слушает. Или вот Юленька Белова, аспирантка с факультета прикладной социологии – выглядит как типичная инстаграмная принцесса – ресницы наклеенные, губы надутые, в глазах – пустота… Зато как рот откроет – все ахают, такая умница! Ходячая энциклопедия, ни дать ни взять… Да еще и аргументировать может так, что любого противника доведет до полной капитуляции.

Остальные в его команде, конечно, не столь эффектны, как эти двое, зато надежны – любой доклад, любой спор вывезут, на любой вопрос ответят, не стушуются. Ну и, конечно, послужной список у всех железный, не подкопаешься. Статьи в иностранных журналах, знание языков, оценки выше всех похвал…

Кстати, напомнил он себе – надо будет запросить оценки этой Птичкиной в деканате ее вуза… Или напрямую у Шапошникова. Вдруг у нее там четверка затесалась по какому-нибудь искусствоведению? Четверки ему не нужны от слова совсем… Мало того, крайне нежелательны.

Багинский уже было вытащил телефон – написать бывшему руководителю свою просьбу, но не успел. Прервав его ленивые размышления, дверь из ванной вдруг распахнулась – раньше, чем он рассчитывал. Не ожидая никакого подвоха, Максим Георгиевич медленно поднял глаза… и поперхнулся, чуть не прикусив собственный язык.

На пороге ванной комнаты стояла ОНА. Та самая, горделивая, черноволосая и прекрасная аристократка с фотографии Шапошникова. И выглядела она так, что его взгляд сам по себе поехал вниз – вслед за челюстью – и долго не хотел возвращаться на ее лицо.

Тонкая, почти прозрачная блуза облегала стройную, как стебель тростника фигуру, будто случайно расстегнувшись на одну пуговицу ниже, чем приличествовало. Поверх этой блузы, чуть прикрывая просвечивающий лифчик, был надет маленький пиджачок, почти детского размера и свисал короткий, полосатый галстук, свободно распущенный. На лице Птичкиной сидели изящные тонкие очки в невидимой оправе, в носу же поместился блестящий серебряный пирсинг, который он запомнил с фотографии.

Всё это вместе придавало ей вид «заучки» из порнофильма, и какое-то время Багинский не мог для себя решить, хорошо это или плохо. Однако взгляд его поехал еще ниже, уперся в короткую, плиссированную юбку, явно одолженную из того же порнофильма, в черные чулки, облегающие невероятно длинные ноги девушки, в высокие, шнурованные ботильоны, делающие эти ноги еще длиннее... И он, отбросив всякие сомнения, должен был признать, что всё это очень, и очень хорошо.