Боже мой, всхлипнув, еле удержалась, чтобы не рвануть к ней и с близкого расстояния рассмотреть каждую родную черту его лица. Крепко схватилась за рукоять по обеим сторонам стула, сдерживала сама себя от поспешного срыва, которое доставит удовольствие этой прогнившей женщине, что выносила меня и родила. Подбородок все же предательски задрожал, отчего вырвался всхлип отчаяния.
- Чего ты добиваешься? – заорала во все горло.
- Ну наконец-то, - радостно выдохнула она, присев на свое место. – Я уж думала сегодня не пообщаемся, - косо смотрит мне в глаза, убирая фотографию обратно в папку. – Мне уже доложили, что твои тренировки прекрасны и безупречны в оттачивании мастерства. Видела запись, умница, - хвалит меня. Но все это напускное и не настоящее. Не свожу с нее своих глаз, стараясь показать Каролине силу своего характера. – Знаешь, - она продолжает свои мысли, слегка призадумавшись, меняет позу. – Когда я танцевала, казалось, вот-вот взлечу и превращусь в ту саму белую лебедь, ради которой весь спектакль обретал смысл. Борьба между черным и белым. Сражение за свободу в выборе любви и ее силы. Но, когда вгоняют в рамки, ты бьешься из последних сил, только все бесполезно. Клетка сжимается, убивая в тебе все светлое, ради чего держался до последнего.
- Хочешь сказать, что ты стала жертвой? – скептически задаю вопрос, не выдерживая ее монолога. Каролина улыбнулась, впервые искренне и с интересом, ведь в данную минуту мы говорим о ней.
- Да, милая, жертвой, - говорит четко, отделяя каждое слово. – Знаешь, когда я встретила Владимира, то и одновременно познакомилась с Авраамом – они друзья. – Эта новость слегка оглушила меня, но я молча слушала, всё, что женщина решила выложить. Каролина не боится признаваться, зная, что я никуда не сбегу и сказанное ею навсегда останешься за этими стенами. – Представляешь, я полюбила Островского с первого взгляда, как ты Леонида. Да-да, я видела эту искру в твоих глазах, как ты была готова ради него на всё. И, знаешь, это я уже испытывала однажды.
- Ты разбила мою семью, - гневно делаю замечание Каролине.
- Только для того, чтобы ты, наконец, поняла, что ты – прима, твоя душа навсегда принадлежит балету.
- Безумие какое-то, - фыркаю в ответ, затем отворачиваюсь от нее.
- Наша любовь с Владимиром была взрывоопасной, настоящей. Так, как он любил меня, больше никто не сможет. Но, он сделал свой выбор, - слышу в ее голосе злость, смешанную с ненавистью. – Семья, - протягивает это слово, будто оно отравлено. – Ради сыновей и жены оставил меня ходить по краю лезвия. А потом он пропал, но его место быстро занял Авраам, подставляя плечо в трудную минуту. Надеялась полюбить его так же, ждала этого искрометного ощущения, но его не было. Каждый проведенный с ним день, а потом и вечера, стали только душить. Теперь отчасти понимаю Островского, - Каролина хохотнула, - Зоя душила его, а меня – твой отец. Однажды хотела просто уйти от него, оставить все в прошлом, но, знаешь, - женщина замолчала на мгновение, уставилась в никуда со стеклянным взглядом, - не смогла. – Теперь истерический хохот заполнил пространство. – Боже мой, я не смогла уйти от того, кто сломал мне жизнь. Сломал мне обе ноги только для того, чтобы воплотить угрозу в реальность.
- Не понимаю, причем тут отец, - жму плечами, и это ее злит не на шутку.
- Ах, да, - она уставилась на меня. – Совсем забыла, что ты не посвящена в жизнь «до» того, как твоя мама прекратила выступать. Но теперь узнаешь, что из себя представляет твой