Сидда подзывает нас и мне снова приходится занять место на его колене, а помогавшей мне девушке за спинкой его кресла. Неловко, но кто меня спрашивает?
Гулянье набирает обороты. Находиться рядом с двуликими очень непросто. Их эмоции заглушают друг друга, а под действием алкоголя это воздействие оказывается ярче и губительнее. Я успеваю заметить пару драк, но не знаю, чем заканчивается дело и из-за чего ссорятся двуликие. Сидда не проявляет к ним интереса, налегая на выпивку и угощения, в основном мясные. Ко мне он пока не проявлял интереса, и я была этому очень рада.
Сама к еде и напиткам не притрагиваюсь. Возможно стоило бы, но как только думаю о том, что будет после всего этого, чувствую тошноту. К тому же компания совсем не располагает. Я привыкла обедать за столом, пользуясь приборами. Я не привередлива, каких-то особенных условий или дорогой посуды не жду. Сидда, да и другие двуликие едят руками, меня это немного пугает.
Чтобы как-то отвлечься, я рассматриваю стены, потолок, гадая, как и почему подобные гуляния проходят в часовне богов. Ведь здесь нужно молиться и просить совета, собираться с мыслями и принимать сложные решения. Дом Кровавой луны будто нарочно искажают всё, что мне привычно и что я считаю правильным. Так нельзя. Даже если они поклоняются Лунобогу, не должна часовня превращаться в кабак.
Сидда устаёт держать меня на коленях. Мне приносят высокий табурет и позволяют сесть рядом с его креслом. Сижу, напряжённо выпрямив спину, боюсь шевелиться лишний раз. Голова кружится, пожалуй, если бы я что-то ела сегодня, меня бы уже стошнило, от кислого запаха вина, ягодного сбитня, тяжёлых эмоций двуликих и страха за своё будущее.
Наконец, музыка стихает. Этот факт особенно меня пугает, будто всё, что было до этого — лишь затянувшийся розыгрыш. Злая шутка, не по-настоящему. Взгляды обращаются на меня и становится максимально неуютно. Я будто только сейчас в полной мере осмыслила, что меня ждёт.
Сидда с трудом поднимается на ноги. Я вижу, что он едва держит равновесие, взгляд поплывший. Сегодня Сидда явно перебрал вина, будто напивался за нас двоих.
— Что ж, девка, — он наваливается на мои плечи так, что я едва не падаю. — Пошли. Пора сделать из тебя женщину и посмотреть, на что ты годишься!
Я мотаю головой, но он не обращает внимания и тянет за собой. Гости провожают нас подбадривающими криками и свистом. Эмоции беспричинного восторга глушат во мне истерику. Это пугает ещё сильнее.
Снова коридоры, в этот раз с приглушённым светом. Чувствую закипающую панику, но мои попытки сопротивления тщетны. В конце концов мы оказываемся в комнате, центр которой занимает большая круглая кровать, похожая на алтарь. Разожжён камин, вдоль стен множество свечей в тяжёлых подсвечниках.
Сидда толкает меня к кровати и с грохотом захлопывает дверь. Слышу обречённый хруст поворота ключа, затем он вынимает его и бросает куда-то в темноту. Теперь мы один на один.
— Раздевайся, девка. Ритуал показал, ты чиста, но это же не значит, что твой кузен не имел тебя в другие места, чтобы выгоднее продать, — он поворачивается и неприятно улыбается мне.
— Не надо. Вы же… я вам не нужна. У вас целый дом женщин… Зачем ещё я? Я вас не люблю, вы меня тем более…
— Я буду делать с тобой всё, что захочу. А теперь снимай это с себя.
Меня трясёт. Нечего ему ответить. Айкен меня не трогал, но я не настроена признаваться вообще ни в чём.
— Глухая что ли? — он делает нетвёрдый шаг ко мне, оступается и летит прямо на кровать.
Я взвизгиваю, когда он прижимает меня к матрасу, пытаюсь вырваться, но куда там. Сидда наваливается всем весом, ловит моё бедро, к счастью, здоровое, без клейма, и сжимает так, что, видимо, оставит на коже синяки. Я вскрикиваю, когда Сидда хватает мои волосы, не позволяя вертеться, и впивается в губы поцелуем.