Разве что он всех их убил.

Меня затаскивают куда-то под землю. На лестнице скользко. Замок сырой, поэтому с наступлением холодов ступеньки становятся опасными. Я пару раз пугаюсь, не свернут ли мои сопровождающие шеи. Может ни мне и не друзья, но зла я точно этим женщинам не желаю. Я же не знаю, как сложилась их жизнь и почему они так себя ведут.

Здесь холоднее. После обмывания кожа сразу мёрзнет, но я боюсь жаловаться, а мою дрожь, похоже, считают страхом. Ещё несколько коридоров и меня затаскивают в комнату, которую я сперва принимаю за темницу.

Внутри темно, но сухо, только узкое окошко под самым потолком. Перед входом большой круглый стол, на котором лежат травы, камни, скрученная в свитки бумага. Часть комнаты отделена книжными шкафами, от пола до потолка, вдоль стен множество комодов и разномастных сервантов, совершенно друг с другом не сочетающихся. Будто их свозили сюда со всего края, не заботясь об интерьере. Внутри множество баночек и коробочек с пыльными ярлычками.

— Илва, — зовёт одна из женщин. — Где ты?

— Здесь, — отзываются из темноты где-то за шкафом. — В чём дело?

Слышится шуршание юбки и к нам выходит высокая девушка с длинными рыжими волосами. Уставшие серые глаза мажут по мне без интереса и останавливаются на одной из сопровождавших меня женщин.

— Проверь девку на невинность! Госпожа Эбба сомневается в её непрочности.

— Хорошо, — безразлично пожимает та плечами. — Ждите за дверью.

— Но мы…

— Хотите, чтобы она перед свадьбой в обморок грохнулась? — поднимает бровь Илва. — Не думаю, что господин будет сильно рад.

Немного потоптавшись и поворчав, женщины всё же выходят, а хозяйка комнаты вздыхает и манит меня за собой.

Оказывается, здесь есть ещё два помещения. В самой дальней части располагается узкая кровать, над ней несколько полок, на которых стоят светящиеся банки с непонятным содержимым и платяной шкаф. Мы остаёмся в комнатке, которую я принимаю за кухню. Здесь есть камин, перед которым висит котелок для приготовления еды или снадобий, дровница и обеденный стол, на который мне и указывает Илва. Под потолком сушатся пучки трав.

Тихо опускаюсь на один из двух стульев, всё ещё приходя в себя и пытаясь понять, что мне теперь делать. Идея настигает быстро, ведь терять мне уже нечего. Обречённые на смерть в принципе перестают чего-либо бояться.

— Я здесь против воли, — осторожно начинаю я. — Ты можешь помочь мне? У меня есть богатый жених. Он наградит тебя.

Илва не отвечает, что-то ищет в кухонном шкафу и будто не слышит меня.

— Пожалуйста, — мой голос начинает дрожать против воли. Дядя меня продал, чтобы расплатиться с Сидда. Меня не должно быть здесь.

— Как и всех нас, — хмыкает Илва, находя пару каких-то пузырьков и садясь за стол напротив меня. — Думаешь, ты единственная женщина, которая не хотела выходить за кабана? Мы все такие.

— Что? — я вскидываю брови и переспрашиваю. — Мы?

— Именно, — кивает она. — Все женщины в замке — жёны Сидда. Он пользуется правом первой ночи, а после мы селимся здесь и принимаемся за работу. Если очень повезёт, он к тебе больше не притронется, и ты проживёшь спокойную не самую плохую жизнь, — она ставит передо мной первый пузырёк. — Спрячь это, не выпускай из рук и не разбей раньше времени. Здесь кровь. Когда будешь с ним в постели, надави вот так и горлышко отломится. Испачкаешь простынь, Сидда поверит, что ты была невинна.

— Ч-что? — я только глазами хлопаю.

— Но как ты… откуда знаешь?

— Вижу. Глаз намётан. Ребёнка носишь, срок маленький совсем. От кого только? В кухне судачат, что кузен тебя зажимал.