— Там в зале мое неудачное прошлое. Напомню ей о себе, и она прилипнет пиявкой. А у меня уже есть одна. — Осторожно, без резких движений расслабляю руку. — Пожалуйста, Пинкодик, будь другом. Помоги избавиться от нее.

— Принести тебе сюда платье пятьдесят шестого и шляпку? — язвит она. — Неудачная затея. Тебя выдадут кроссы за восемьсот баксов.

— Я смотрю, они тебе прям поперек горла.

— Как и ты весь!

— Тогда сама добивайся своего Цукермана! — Берусь за шторку, но Пинкодик вовремя спохватывается, какой она ноль без меня, дергает за руку и опять застревает в углу тесной кабинки.

Ее испуганный взгляд смещается с моих глаз на губы, кадык, грудь, и она опускает лицо. И все-таки я успеваю заметить тень ее вороватой улыбки. Она не спешит разжать пальчики, вцепившиеся в мое запястье. Даже смотрит на них. Выжидающе. Она караулит мою реакцию. А у меня глаза жжет от лицезрения того, чем я мог бы сейчас обладать. Этот искрометный момент мог бы наполниться дрожью тел от неминуемого удовольствия. Но мы не переходим черту по известной только нам двоим причине. Она держит на меня обиду. Я жду, когда она повзрослеет.

— Хорошо. — Ее пальцы покидают мою руку. — Что надо сделать?

— Притворись моей…

7. Глава 7. Вася

Не парень, а пулемет. Всегда в полной боевой готовности, перезаряжаясь на ходу. Нервирует, что он просит меня лишь притвориться его, а не стать, но мое чувствительное сердечко радешенько и этому. А губы, недавно ужаленные его поцелуем, даже сейчас взывают о повторе.

— Притвориться твоей… кем? — нарочно переспрашиваю я. — Сестрой? Племянницей? Приемной дочерью? Прислугой? — на последнем делаю акцент, напоминая ему, за кого меня приняла его швабра Серебрянская.

Бездонные глаза пристально смотрят на меня с легким соблазном. Шершавая, влажная ладонь ложится на мое обнаженное плечо, отправляя мурашки вниз по руке.

Я замечаю стекающую по мужской шее капельку пота и прикусываю губу, представляя солоноватый вкус его кожи. Разгоряченный, нервный, вспотевший, он всегда нравился мне больше, чем разомлевший после душа. Покорить меня всего-навсего впитавшимся в него запахом машинного масла было куда проще, чем уламывать на внеплановый романтический вечер какую-нибудь выпендрежницу. Но Барс не ищет легких путей. Доказывает всему миру, что способен овладеть любой девушкой, только ткните в нее пальцем.

— Моей жизнью, — шепчет он, наступая и атакуя своим заполняющим тесное пространство кабинки тестостероном.

Но это происходит лишь в моем разбушевавшемся воображении. В реальности он с ласковой ноткой безукоризненности отвечает:

— Моей подружкой.

Подружкой…

Подружкой, Карл!

Собрав волю в кулак, вырисовываю на лице улыбку и предупреждаю:

— Учти, Барс, я в маму. Слишком хорошая актриса. Киношники многое потеряли, не обнаружив такой бриллиант.

— Я в курсе, — лыбится он. — Потому и прошу именно тебя.

— Смотри, не пожалей! — Глядя ему в глаза, я медленно опускаюсь вниз, и он подхватывает меня под мышки.

— Пинкодик, не стоит настолько вживаться в роль!

— Я за вещами наклонилась! Извращуга! — Поднимаю с пола одежду, выбираю симпатичную юбочку с подсолнухами и подаю Барсу. — Вот эту хочу!

Он вертит ее в руках, изгибает бровь и вздыхает:

— Твой вкус несомненно безупречен. Ты очень тонко чувствуешь стиль. Но, Пинкодик… В понимании Цукермана это — прикид кассирши из дешевого продуктового ларька.

— На цену глянь.

— На принт глянь!

Поджимаю губы, на секунду подумав, а надо ли оно мне — завоевывать парня, для которого обертка важнее начинки? Однако вспомнив его голос, манеры, поцелуи, финансовое состояние семьи, я быстро прихожу в себя.