- Вообще не смешно.

Рассказывать ему - было очень плохой идеей. Худшей, наверное.

- Мне вчера тоже было не до смеха, я ж честно пытался с тобой дружить. Проявлять влаго... трахо... а, благородство (никак не запомню это слово) было непросто, я ведь в очередной раз тонул в жалости к себе. А когда это начинается, то я позволяю себе практически все.

- Практически? То есть все же какие-то границы имеются? - произношу мрачно, и он хохочет вслух, откинув голову.

- Кстати, - вдруг начинает хмуриться, - надеюсь, ты не думаешь, что я джентльмен? Сегодня утром тебе стало жарко, ты откинула одеяло, твое платье задралось, и...

- И ты ведь поправил одеяло?

- Ну, разумеется. Перед этим, правда, рассмотрел как следует твою попочку и передернул в ванной, - пожимает плечами.

О Боже.

- Егор, вне зависимости от того, правда это или шутка такая, твои слова звучат мерзко, - впиваюсь в него взглядом. - Ты вчера мне читал «Я знак бессмертия себе воздвигнул» и «Ночною темнотою покрылись небеса», а сегодня... Как ты вообще это совмещаешь в себе?

- О времена, о нравы! - он смеется. - Когда я работал над дикцией, то помимо скороговорок бабушка советовала тренироваться на Ломоносове. Поначалу после одного куплета у меня начинала болеть челюсть, но постепенно язык привык к тяжелым нагрузкам.

- Однако же...

- Не надо стесняться, это было неплохо. Ну, я про ванную.

- Эм. Ну, пожалуйста, - я решаю, что с меня хватит, поднимаюсь с пола, выходит не быстро, так как ноги затекли, и он успевает перехватить меня за руку.

- Получше даже, чем если бы я остался с той кошечкой из бара. Постой, не уходи. Прости. Останься, пожалуйста.

- Зачем?

- Затем же, зачем ты осталась вчера. Чтобы не дать мне тронуться умом в этой гребаной ситуации.

- Мне очень жаль, что твой брак разваливается, но я ничем не могу тебе помочь. Ты совершаешь ошибки, которые невозможно простить.

- Развалился. Брак уже развалился. В тот момент, когда она раздвинула ноги перед другим. Остальное — вопрос времени. Пошлые шуточки - это единственное, что мне остается в моменте.

Дальше продолжаем завтракать молча, он о чем-то думает, я пытаюсь разобраться в своих ощущениях. Когда он говорит серьезные вещи, выглядит взрослым интересным мужчиной, когда пытается шутить - полным придурком. Я ведь не делаю ничего плохого, общаясь с ним? Разговаривать - это нормально, люди так делают, в том числе разнополые.

Мне неуютно в его квартире сидеть на полу с его подушкой, зажатой между ног. Словно я провела с ним ночь. Ушла возвращать кольцо, а сама заменила собой блондинку. Как мы докатились до такого? Пью я не часто, особенно крепкие напитки, но алкоголь не стал мне мстить за редкость встреч, уничтожая память. Я отлично помню вчерашний вечер и все, что говорил мне Егор. Хорошенько надравшись, он признался в том, где и как больно, подкупив откровенностью.

А еще любовью к жене. Да-да, он до сих пор настолько сильно ее любит, что каждый раз, когда видит, чувствует, как внутри разрастается дыра. Хочет коснуться ее, но не может, потому что знает — изменила. Причем не один раз, судя по тому форуму, где отмечала даты половых актов «жена ревнивца».

«Я боролся за нее годами, - говорил он мне во «Взрослой библиотеке». - Этот гребаный брак не достался мне легко, как само собой разумеющееся. Ксюша стала моим призом. Она... мне хотелось идти домой каждый вечер. К ней. А теперь я не хочу домой. Я вообще никуда не хочу. Меня постоянно поздравляют с будущим отцовством, друзья по-доброму подшучивают, мама вовсю примеряет на себя роль бабушки. Моей маме за шестьдесят, и это должен был быть... ее первый внук. А я просто знаю, что скоро на нас всех обрушится пи**ец, который кого не размажет, того покалечит. Но перед моей бурей нет затишья, ей предшествует исступление, которому нет выхода».