- Сулейман, стой. Я с тобой разговариваю. – Сказала я громче.

Медленно обернувшись ко мне, он с пренебрежительной улыбкой заявил:

- А я с вами не разговариваю.

Удивленная его дерзкими словами, я замерла на месте. А обычно по-талтайски вежливый со старшими подросток продолжил:

- Почему вы в любое время можете сбегать с работы? Думаете, вам можно жить так, как вам хочется? Вы обязаны все время посвящать ученикам. Вы же отвечаете за своих учеников…

Я не понимала, откуда у Сулеймане именно сейчас в словах появилась дерзость с обидой. Я перед ним просто не могла быть ни в чем виноватой. Наоборот, все мои ученики получали от меня столько внимания, сколько не каждый ребенок получает от родной матери. Я даже на работу вышла только из-за них, хотя имела право на отпуск по уходу за детьми.

Но от догадки меня слегка качнуло: неужели Сулейман снова видит будущее и сейчас, сам того не понимая, выговаривает мне за мои будущие прегрешения? Я не хотела выходить на работу, пока мои близнецы совсем маленькие. С директором я обсуждала возможность дистанционного преподавания, раз уж в отпуске по уходу за детьми меня оставлять не собираются. И подготовка к новому учебному году была настолько утомительной, что я сейчас очень хотела уволиться. Просто бросить все, чтобы иметь возможность спать хотя бы по шесть часов в сутки. Но необходимость сохранить свою независимость от бывшего мужа и моих братьев гнала меня на работу.

Директор помог мне с оформлением бумаг, сейчас пособие на моих детей я могла получать в полном объеме, и заработная плата у меня будет высокой. Но мог ли Сулейман почувствовать, что я хотела их бросить?

- Держи. – К нам подошел сильно похудевший в последнее время Ахматхан и вложил Сулейману в руку маленькую пачку с натуральным соком. Потом мой самый религиозный ученик посмотрел на меня. – Ливия Владимирова, вы же спешили в гимназию к Асхабу. Вы не опоздаете? Давайте, я нашим охранника скажу, чтобы они вас подвезли. – Только Ахматхан мог запомнить, что моя машина находится на ремонте и предложить помощь.

От машины охраны я отказалась, но рассказала Ахматхану о словах Сулеймана и попросила его повлиять на поведение младшего брата. И попрощавшись с учениками, я поспешила к выходу. Мне не хотелось тратиться на такси, а поездка на электробусе требует больше времени.

Уже у самых входных дверей в гимназии, когда я дошла до будки охранника, меня догнали Сулейман и Ахматхан. Старший из названных братьев не стал подходить близко. Но Сулейман подошел и извинился за свои слова.

- Не держите обиды, - сказал он, - я, наверно, не подумав, сказал глупость.

- Ничего страшного. – Ответила я из вежливости.

- Я тоже так думаю, вам не на что обижаться. Но Ахматхан сказал, чтобы я извинился. – Сулейман совсем не раскаивался в своих неуважительных и грубых словах. Он, конечно, мог не понимать, насколько его слова были неуместными, но что-то с ним, точно, происходило.

Но сейчас на более серьезный разговор у меня не было времени, поэтому, пообещав Сулейману и себе позже вернуться к этому разговору, я развернулась к двери.

Но подросток меня окликнул и шепотом, чтобы никто, кроме меня, его не слышал, проговорил:

- Я вас люблю, не смотря ни на что. Даже можете считать, что вы ни в чем не виноваты. - И развернувшись он поспешил к Ахматхану. Только на ходу крикнул мне:

- Передайте Асхабу от меня пожелание «Мира и Милости». Пусть приезжает на базу с Валидой.

3. 2. Исмаил Саламов.

2. Исмаил Саламов.

К гимназии, в которой учились мои дети, я подходила, уже пожалев, что сэкономила на такси. На улице было очень жарко, и солнце обжигало даже через плотную ткать одежды.