Потрясающее место для ведения переговоров. Наш внешний вид не отстает. А атмосфера, сдобренная насыщенным ароматом костра, вообще вызывает приступ искреннего смеха. Что мы тут делаем?

Но Богдан знает, что. Он ловит мою губу своими, мгновенно усиливает ток крови во всем теле и напоминает о своем интересе.

Я помню, Богдан Александрович, но сначала…

— У меня несколько условий, — смотрю прямо в глубину серых глаз, подсвеченных лампой.

— Слушаю, — он моментально становится серьезным, как если бы на самом деле присутствовал на важных переговорах.

— Все запланированные встречи с девушками и их родителями должны состояться. Далее — на твое усмотрение.

Ну, давай, Герасимов, скажи, что ты и не думал от них отказываться. Облегчи мне жизнь.

Хмурится, но не спешит с ответом.

— Еще?

— Наши встречи не афишируем.

В ответ на его еще сильнее помрачневший взгляд добавляю:

— Это прежде всего в твоих интересах. Даже не личных — семейных. Не то чтобы что-то ужасное, но если кому-то захочется копнуть глубже и прицельно изучить мое прошлое… Лишние хлопоты. — Не даю ему себя перебить: — Не для тебя — для отца. И из-за него же обязательно начнут рыться.

— Все? — Видно, что он пытается сдержаться, но свет как будто тускнеет и темнота начинает заполнять углы палатки.

Собираюсь с силами.

— Нет. Все наши встречи только в удобное для меня время. Выбор места тоже оставляю за собой, — поспешно добавляю я.

Лампочка, мигнув пару раз, гаснет. Тянусь в попытке включить ее заново, но он перехватывает мою руку и крепко ее сжимает.

— Нет.

Невесомый поцелуй запястья, от которого у меня случается секундное помутнение, и тут же ему на смену приходит мысль: «Только не останавливайся».

Богдан и не думает, переходя на внутреннюю сторону ладони, центр — теплые прикосновения губ чередуются с уколами жесткой, начинающей пробиваться щетины. Легко прикусывает ребро ладони.

Герасимов, ты!..

А язык скользит дальше, добираясь до мизинца, полностью вбирая его в рот, потом почти выпуская, оставляя зажатой лишь его подушечку и поглаживая ее нижними зубами. Что?..

Ах да… Вдох… И выдох до полного опустошения легких, чтобы появилась возможность наполнить их только им.

— Нет, — повторяет он полушепотом, отчего и так низкий голос превращается в нечто мистическое, отдающее чуть ли не божественной волей. — Время и место мы будем определять вместе.

Вместе…

— Здесь и сейчас.

Определять?

Или ты уже?

Он отпускает мою руку.

А в следующее мгновение подхватывает меня, усаживает перед собой боком, придерживая за талию, и помогает вытянуть ноги, подхватив их под коленки.

Звук соприкосновения наших курток, как шипение воды, попавшей на раскаленную сковороду.

Мне в ухо залетает его манящий полушепот:

— Сколько на тебе слоев одежды?

Давлюсь воздухом от неожиданности и, повернув голову, уточняю:

— А что это определяет — время или место?

Короткий властный поцелуй прямо в губы. Не промахивается.

— И то, и другое, — с неохотой отстраняется, заставляя потянуться за собой.

— Три. — Ныряю носом за ворот его куртки, ловя ускользающий пряный аромат. Не удерживаюсь и шумно вдыхаю.

— Не пойдет, — принимает решение он, зеркаля меня и тяжело выдыхая в ответ.

Чувствую себя капустой из загадки, да еще и с наглухо держащими оборону застежками.

— Поехали ко мне! — Его рука с талии перебирается на мой затылок, обхватывает косу у основания, сжимает в кулаке, не оставляя возможности прервать долгий, пленительный поцелуй. Язык сначала щекочет небо, а потом, быстро скользнув по зубам, с силой прижимает мой к щеке, ритмично его поглаживая.