— Ну ты и дрыхнуть, Вилка, — поприветствовал Летту возмутительно бодрый Рик. — Давай, завтракай быстренько и поехали на рынок. Сейчас самая торговля.

— А при чем тут я?

— Так ты торговать будешь. Ты у нас ученая, складывать и вычитать умеешь. И красивая — на тебя смотреть будут. Так что приноси пользу обществу и мне.

— Я не буду этого делать, — твердо ответила принцесса, злобно глядя на единственный стул без спинки, занятый мужчиной.

— Тогда я брошу тебя в Торопе и живи как знаешь. Толку от тебя нет никакого, готовить не умеешь, шить-стирать тоже. В постели явно не огонь. Нет, я бы еще потерпел, если б ты супружеский долг исправно отдавала, так ведь и этого не допросишься. А я не нанимался взрослую девку с двумя руками и ногами себе на шею сажать.

Летта прикусила губу. Слова его были возмутительны, но несли разумное зерно. Действительно, он ей не слуга. Более того, она отобрала деньги, данные им на жизнь, чем он ее ни разу не попрекнул. Наверное, нужно и в самом деле как-то Рику помочь.

— Ладно, я попробую продавать твои горшки, — вздохнула она. — Это кажется несложным. Но с одним условием.

— И каким же?

— Стул уступи, невежа. Мне что, стоя завтракать?

— Ох, простите, ваше высочество, не подумал.

— Ты, я погляжу, вообще головой не любишь пользоваться, — буркнула Виолетта, садясь за стол и с подозрением принюхиваясь к ломтю ржаного хлеба. — Это что?

— Завтрак. Хлеб и молоко. Хлеб вчерашний. Молоко утром купил, пока вы изволили почивать, умная госпожа.

— А омлета нет? Или хотя бы каши?

— Я могу раздобыть яиц.

Летта обрадовалась.

— Раздобудь, пожалуйста!

— Но жарить их будешь сама.

— Ладно, я хлеб поем.

Завтрак был невкусный и его было мало, но ничего другого принцессе не предложили. Пришлось ей затолкать в себя подсохший кусок хлеба, запить его молоком и подняться. Волосы она даже не пыталась распутать — сама не сможет, а просить Рика… Много чести. С грустью Летта оглядела свою помятую одежду, в которой спала. Увы, придется вот так и идти. Фу.

— Рик, тебе не стыдно?

Парень поперхнулся своим куском.

— За что опять?

— Твоя жена — нищенка.

— Ну да. Жена нищего — всегда нищенка.

— Ты не можешь ее ни прокормить, ни одеть нормально. Я хочу новое платье, Рик. И белье. И туфли, и чулки, и перчатки.

— Погоди, у тебя же есть платье. Ну то, зеленое.

— Мне нужно свежее платье каждый день.

— Постирай.

— Как? У меня нет горничной.

— Ручками, милая. На речке. Ну хочешь, я тебе ведро воды нагрею?

— Допустим. А змиой?

— А что зимой? Бабы в проруби стирают.

— То есть вот делают дырку в реке и стирают в ледяной воде? — ужаснулась принцесса.

— Ага.

— Ну ладно. Скорее всего, до зимы я не доживу. Умру от грязи и голода.

— Не умрешь, на кусок хлеба я всегда заработать смогу, — пообещал Рик. — Пошли, грязнуля. Пора работать.

Принцесса задумчиво кивнула. Если б Рик знал ее так же хорошо, как король, то ужаснулся бы. Подобное выражение лица не сулило ничего хорошего. Но Рик даже не подозревал, что что-то может пойти не так, как он запланировал.

Они приехали на рынок. Гончар снял рогожку с телеги, расставил на земле горшки и кувшины. Некоторые были совсем простые, серые и коричневые, а некоторые — с затейливым орнаментом, ручками в виде рыб, драконьих лап или цветов.

— Эти делал я, — Рик показал носком сапога на простой горшок. — За них просим пять медяков. А эти — мой отец, — он любовно погладил узкое горлышко ярко-синего пузатого кувшина, который Виолетта не побрезговала поставить бы в королевской опочивальне. — За серебряный можно отдать, но лучше б дороже.