Весь день залипаю в сериалы, параллельно созваниваюсь с Полей, ей немного полегчало, но чувство вины убивает. Ей плохо, а я даже не могу помочь, это выше моих возможностей, к сожалению. Да и не знаю я, что говорить. Что в таких случаях говорят? Мне жаль? Не думаю, что ей от этого полегчает.

За пару часов до тренировки спускаюсь на перекус. Пью молочный коктейль и стараюсь держать лицо, мне не нужны расспросы, но, если мама заметит мое состояние, они непременно будут.

– У тебя все хорошо?

Как бы я ни старалась, мамин вопрос настигает меня уже на выходе из дома, она тоже уезжает, застегивает пиджак и поправляет волосы. На улице дождливо, надеваю короткую кожаную куртку и, натянув улыбку, отрицательно мотаю головой.

– Ты какая-то грустная.

Мама не отстает, она идет следом и раскрывает над нами зонт.

– Просто нервничаю. Сегодня будет лед.

По факту говорю правду. Лед будет, и я, наверное, даже слегка мандражирую по этому поводу, но мысли, конечно, заняты другим. Неужели у него кто-то есть и он врал мне все это время? Когда я думаю об этом, хочется упасть в истеричном крике прямо посреди двора. Разбить колени об камни, из которых вымощена дорожка, и переключиться на физический дискомфорт, иногда он более щадящий, чем моральный.

– Ты справишься.

Мамина рука касается моего плеча в поддержке, и мы расходимся по машинам. Игнат вновь включает свою дурацкую музыку, и если в хорошем настроении я не обращаю на нее внимания, переключаясь на наушники, то сегодня повышаю голос. Прошу, чтобы выключил. Даже, наверное, приказываю.

Забегаю в здание ледовой арены, стараясь как можно скорее укрыться от дождя. Зонт не беру, он только мешается, намокнет, а потом с него будет капать и капать. К черту.

На втором этаже замечаю Лешу, сосредотачиваюсь на пустом коридоре впереди и твердым шагом иду к раздевалке. Он меня видит, делает шаг в мою сторону, но я просто прохожу мимо, даже не смотрю на него. Когда переодеваюсь, впервые за весь день начинаю его жалеть, а еще понимаю, что глупо не дать человеку высказаться. Возможно, я все не так поняла?! Могла же.

Он ловит меня сразу, как я выползаю в сторону зала для разминки. Хватает за руку и тащит подальше, прижимая спиной к стене.

– Объяснишь, что происходит?

У него пугающий, ошалелый взгляд. Он злится на меня, а я на него. Смотрю и понимаю, что вновь срываюсь, забываю обо всех рациональных мыслях «до», начиная в эту же секунду топить наши отношения. Сбрасываю его руки, тяну подбородок вверх, часто дышу. Он тоже на взводе, и его непоколебимый вид добавляет еще одну ложку дегтя, нет, целую бочку.

– Сделай уже выбор, – толкаюсь в его грудь, выпрямляя локти до упора, но он продолжает меня удерживать.

– Говори нормально, я не понимаю твоих тупых загадок.

– Значит, прокачай мозги, сканворды отгадывай, – закатываю глаза, и он ловит пальцами мой подбородок, чуть сжимает, а у меня перехватывает дыхание.

– Ты перегибаешь, – рычит сквозь зубы.

– Ты тоже. Пусти, у меня нет времени выяснять отношения, не сегодня. А вот и мой тренер.

Кирсанов смотрит за свою спину и отступает, убирает руку. По лестнице и правда вышагивает Царев, мой новый сопровождающий в мир фигурного катания.

– Ненормальная.

Это я слышу в свою спину. Слышу и продолжаю идти, не оборачиваюсь. Чувствую его злость на расстоянии, она черная и она душит. Я уже жалею о своих словах и поступках, жалею, но иду вперед, часто моргаю, потому что не хочу расплакаться. Нужно собраться.

Аспид.

Ненавижу загадки, недоговоренности и с каждым разом офигеваю все больше. Почему нельзя сказать прямо? Зачем постоянно все недоговаривать и надумывать проблемы там, где их нет? Вчера я перегнул палку, согласен, но что-то мне подсказывает – эта реакция вовсе не на наш разговор у озера.