– Добрый день, – неожиданно для себя произнес я и тут же добавил решительно, словно говорил это каждый день: – Я провожу вас?

Это был не вопрос: жизненная необходимость преобразовала интонацию в утвердительную. В моем обращении не было излишней вежливости или заранее подготовленных острот. Я просто знал, что должен проводить эту женщину. Она улыбнулась, молча соглашаясь, и так очаровательно сложила губы вишенкой, что мне тут же захотелось, чтобы они всегда вот так, удивленно-естественно, отражались в моих глазах.

– Меня зовут Диана, – мелодично пропела она и уверенно протянула тонкую руку, без притворства или надуманного кокетства.

– Марк, – нарочито громко ответил я и взял ее руку в свою.

Она была мягкой и теплой. У меня возникло странное ощущение чего-то родного и знакомого, чего-то из детства, что давало мне силы, пробуждало доверие и согревало. Ее прикосновение, напоминающее материнское, стало наградой за все предыдущие годы звенящей пустоты, стало оправданием моего существования.

Ее рука была как музыка, и мне показалось, что именно я смогу сочинить великолепную увертюру к нашей последующей истории. Я держал ее за руку и чувствовал… Чувствовал, что люблю эту женщину всем своим прошлым и настоящим. Ее появление было сродни приходу весны: весна ведь всегда, в отличие от других времен года, наступает неожиданно и вместе с тем торжественно, пробуждая дремлющие в природе силы, оживляя мир новыми красками и запахами.

Я в мельчайших деталях запомнил каждую черту ее необычной внешности, в которой прошлое как будто переплеталось с настоящим: ее нежное лицо, обрамленное каштановыми локонами, напоминало лица дам эпохи Возрождения. В ней не было ни капли жеманства, она казалась настоящей – и мне трудно подобрать здесь другое определение.

Диана ворвалась в мою жизнь со сдержанной улыбкой Джоконды. А ее удивительная кожа… Я, наверное, слишком чувствителен – сенсорик, познающий мир больше кончиками пальцев, чем органами зрения и слуха. Быть может, я продвигаюсь по жизни на ощупь и Диану тоже встретил в каком-то смысле на ощупь: как будто шел в кромешной темноте по длинному узкому коридору, держась за шершавую стену, и вдруг наткнулся на теплую нежную руку.

Какая-то незаконченность, своего рода некоторая угловатость в фигуре Дианы придавала ей особое очарование. Даже став матерью, она сохранила обаяние девичьего образа. А еще Диана была словно окутана непостижимой дымкой доверчивости и растерянности, которые также читались и в ее взгляде. Глаза ее напоминали мне глаза алжирских красавиц Ренуара. Диана была эклектична до невероятности, собрав в себе все нюансы эпох, но в этом она была и прекрасна, создавая для меня непостижимый уникальный образ женской красоты.

Диана была моим спасением. Она стала оправданием моего существования. Я должен был доказать, что я лучший, не разочаровать любимую женщину. Диана придавала особый смысл всему и словно дышала весной. Да. Да… До встречи с ней я не различал запахов, не ощущал их оттенков и тонкостей. Диана пахла весной, настоящей весной с набухшими почками, ароматом пробуждающейся сирени и только что распустившейся мать-и-мачехи. У нее был особый, чуть терпковатый запах. У каждой женщины есть такой свой запах, который невозможно заглушить даже самыми сильными духами, и мы, мужчины, всегда его чувствуем. Может быть, я беру на себя слишком большую ответственность, говоря от лица всех мужчин. Во всяком случае, мне казалось, что так у всех. Мы часто гуляли в парке, и я любовался природой, в которой вершилась своя история, не выдуманная, а реальная. Подснежники сменялись незабудками, а те – иван-да-марьей. Я держал Диану за руку и был счастлив.