С трудом поднявшись, старый император сделал шаг к часовне. Ноги плохо слушались, и в голове вновь появились раздражающие злость и ярость мысли. Все путы, что должны были удержать Диару Клерос рядом с его домом, не просто рвались, они таяли без надежды на восстановление. Храму-то и нужно было признать ее Свечой. И тогда бы даже Эрик не посмел возражать, желая скрасить оставшиеся дни подруги. Но Храм отказал, а родители целительницы…

Старый император потряс головой, понимая, что уже просто тонет в своей ненависти. Хотелось развернуться, броситься прочь. Отдать приказ о том, чтобы родителей этой девчонки взяли под стражу. Пытали, мучали, и показывали все это ей. По кристаллу. Пусть посмотрит на его возможности сломать ее. Он с удовольствием понаблюдает, как она сможет устоять перед этим? Сможет с таким же спокойствием говорить: «Как причините вред тем, кто потерял свою дочь? Как оправдаете причиненное им зло борьбой против Проклятых? Как их боль и отчаяние усилят Границу?»

Мужчина вздрогнул. Его переполняли ярость и ненависть, но, вспомнив спокойное выражение лица наставника Денисия, он все же дошел до часовни и опустился на колени перед алтарем. Его руки дрожали, когда, откинув крышку ящика с особыми свечами, он, с трудом выставив рядком семь штук и зажег их.

- Прошу Высший, дай мне сил очистить свой разум от зла. Осознанного и не осознанного. Усмири гордыню мою и поделись мудростью своей.

Старый император замер, шепча молитву. Пока горят свечи, он должен оставаться на месте. Свечи были даром Высших, и их пламя очищало не хуже Храмовых ритуалов. Сейчас, смотря на огонь, находясь в осознанном покое, он чувствовал, как злость и раздражение уходят.

"Да, как-то по-детски он заигрался в спасителя мира. Гордыня взыграла? Никто кроме него? Испугался, что прежний мир рухнет, и его будет не восстановить?"

Старый император вздохнул. Он боялся, что сын не справится с таким из-за своей болезни. Но Диара Клерос сняла с него путы прошлого, и сейчас Император собрал совет и сам решает этот вопрос с Проклятыми. А он не пошел на него. Обиделся? Решил, что его решения осудят?

Эрик требует от него ответ на заданный им вопрос, решительно отказываясь говорить с дедом о чем-то другом. Так кем он станет для внука? Препятствием или учителем?

Старый император покачнулся. Ухватившись рукой за алтарь, он удержал равновесие и вздрогнул, видя, как с его пальцев поднимается и рассеивается в огне свечей черная дымка. Отравление? Его отравили? Когда? Почему он этого не заметил? Старик хотел вскочить, покинуть часовню и позвать целителей, но свечи еще не догорели даже до половины, и усилием воли старый император удержал себя на месте. Взяв молитвослов, открыл на очищающей молитве и, очистив голову от мирских мыслей, принялся читать.

Огонь свечей потрескивал, сжигая всю отраву, что старый император подхватил на стадионе. Для сильных Проклятых хватит и крупицы яда, чтобы заразить человека. Находясь рядом с такой отравой, надо точно осознавать свои страхи и стремления. А ведь Диара не просто так стала спрашивать, как он причинит вред тем, кто и так потерял свою дочь. Как оправдать их страдания борьбой против Проклятых, когда точно знаешь, что именно страх и боль для Проклятых любимое блюдо…

Каждый, кто был рядом с Диарой, просили, порой, требовали оставить девушку в покое и дать ей жить так, как она захочет. Но болезнь сына и наивность внука наполняли тело старого императора страхом и слабостью, которые он пытался скрыть. А она это видела. Видела с того самого дня, как встретилась с ним, именно потому с сочувствием смотрела на него и пыталась исправить. Пыталась помочь, так как он мог принять. Не советом, который он бы отринул, сославшись на ее молодость, а насмешкой, через взгляд, вопрос… То, что заставило бы его задуматься. Но, видимо, страха и боли в его сердце было слишком много, и понадобилось очищение, чтобы, наконец, осознать, что Диара это все же сила Границы, а не его дома.