Сегодня отпустила, наверное, потому, что он точно не оставит при себе. Иначе кто отвезет подарок Катюше?

Схватить его за руку, отвести домой папа смог бы. Заманить, обмануть – нет. Не тот характер.

Чай пили на кухне. Лёшка старался не ходить по квартире. Не хотел заглядывать в свою и Катюшкину комнату, вспоминать, как недавно…

Чего вспоминать?!

Разговор был долгий, нудный, неприятный. Как прогулка босиком по пляжу, усеянному битыми стеклами. Лёшка осторожничал, как всегда, в разговоре с папой. Папа тоже обходился без подробных вопросов.

Например, как ему в новой школе? Лёшка ответил, что терпимо. Программа та же, учителя почти такие же, задания стандартные. Про друзей папа не спрашивал Лёшку и в прежнем классе.

Спасибо, что не спрашивает. Врать не хотелось, а сказать правду… Тогда папа непременно скажет: «Начнем с того…» Наверное, с того, что, чтобы были друзья, с ним должно быть интересно. А то, что с Лёшкой дружить неинтересно, папа говорил не раз.

Тем более ни слова о проблемах с Кондрашом. О нем Лёшка и маме не рассказывал.

Потом папа спросил:

– Как ты сам к этому относишься?

– Не нравится, – искренне ответил Лёшка. И постарался, чтобы вопрос остался без развития.

– До сих пор не понимаю, как она могла так поступить, – сказал папа.

Лёшка просто кивнул. Чего спорить, он тоже не понимал.

К чаю папа достал из холодильника пирожные – «ты же любишь». Пирожные Лёшка любил. Но это опасное угощение. Съешь эклер, потянешься за вторым – в глазах папы проскользнет усмешка: «Эх ты, Обжоркин!»

Поэтому Лёшка съел лишь одно пирожное и старался больше не смотреть на коробку. На папу – тоже.

Это было нелегко. Но Лёшка давно научился. За папиной головой – бежевые обои с пальмовыми листьями. Можно смотреть на эти листья, воображать пальму целиком. И остров с пальмами. И крокодилов под пальмой, и обезьянок на пальме… только не мартышек. Вроде смотрит папе в глаза, вроде и не смотрит.

Потом папа поглядел на часы. Принес подарок – набор «Юный доктор», его Катюша просила еще весной. Хорошая память у папы!

Подарок влез в рюкзак со скрипом, пришлось удлинить лямки. Пока Лёшка возился, папа молчал. Лёшке казалось – он делает неправильно, сейчас папа с усмешкой посоветует, как надо. Но тот не стал.

Лёшка оделся. Папа вышел с ним в коридор, обнял, сказал:

– Передай маме: если проблемы с водопроводом или светом, я подъеду, помогу.

Лёшка хотел сказать, что проблемы уже бывали, но мама справлялась. Обещал передать.

Замялся на пороге. Папа спросил:

– Есть деньги на дорогу?

Лёшка качнул головой. Папа дал несколько бумажек, похлопал по плечу и закрыл дверь.

В своем микрорайоне Лёшка шел быстро и с оглядкой – не хотел встретить прежних школьных друзей. Настроение не то, да и непонятно, что отвечать на вопросы: «Ты чего, совсем в этой Рамбовке поселился? Может, квартиру отобрали за долги?» Тут кто-нибудь скажет, что не отобрали, что видел недавно папин автомобиль возле парадной. Тогда спросят, почему папа здесь, а Лёшка в Рамбовке?

Поэтому спешил и оглядывался. Обогнул остановку дворами, на всякий случай вышел на параллельную улицу. И направился к метро пешком.

Не то чтобы Лёшка любил пешие прогулки, но возвращаться не хотелось до дрожи и тоски.

В принципе жить в Мартышке можно: газ, нормальный туалет, а не будка на огороде, водопровод, бойлер. Папа за два года отремонтировал дом, так что можно зимовать. Но Лёшка вспоминал темные улицы поселка, длинные глухие заборы, злобный лай цепных собак, непривычную и оттого мрачную ночную тишину.