– Помни ты это, дядя Яша, – прошептал разбитыми губами Игнат. – И я не забуду.

Пошатываясь, он схватился за косяк открытой двери, и только это позволило ему не упасть. Ни он, ни Яков не заметили испуганного взгляда Татьяны, которая, лёжа под кроватью, видела всю сцену от начала и до конца.

***

Вернувшись домой, Яков прошёл мимо притихшей жены, достал из буфета пол-литровую бутылку самогона и выпил её едва ли не залпом.

– Яша… – позвала его Галина, но он только отмахнулся от неё, а потом упал вниз лицом на старый топчан и не поднимался с него до утра.

Анфиса к отцу не вышла. Она, лёжа на своей кровати и отвернувшись к стене, будто окаменела. Не было ни мыслей, ни чувств, ни желаний, только одна боль, которая, словно темнота, давила её изнутри. Ночь сменило тёплое летнее утро, но в дом Анфисы оно не принесло никакой радости.

Галина, наплакавшись, ненадолго забылась тяжёлым сном, но уже на рассвете поднялась, чтобы управиться по хозяйству и приготовить завтрак. Она всё успела, но собрать за столом семью так и не смогла. Едва проснувшись, Яков снова взялся за бутылку, а Анфиса даже не повернулась на звук её голоса.

– Да что же это такое! – всплеснула руками Галина, села к столу и залилась слезами, тоже не притронувшись ни к яичнице, ни к свежеиспечённым оладьям.

***

Яков беспробудно пил несколько дней. За это время он не произнёс ни слова. И только когда его сменщик Пётр, работавший, как и он сам, сторожем в колхозной бригаде, пришёл к нему домой и потребовал, чтобы он завтра выходил на дежурство, пробормотал, стараясь разглядеть старика сквозь хмельной туман:

– Выйду, Георгиевич, только не ори…

– Да как же мне не ругаться, – продолжал сердиться Пётр, – если я без отдыха каждую ночь всю неделю за нас двоих работаю. А у меня давление и отдышка! Старуха моя болеет, а дети внуков привезли, за ними присматривать нужно! Как же ей одной со всем справиться?

– Ну сказал же, что выйду, – отмахнулся от него Яков, прерывая разговор.

Следующим вечером он, так и не сказав жене ни слова, отправился в колхозную бригаду на ночное дежурство. Обрадованный его появлением Пётр сунул ему в руку связку ключей, но тут же покачал головой, показывая на бутылку, торчавшую из кармана Якова:

– Совсем ты сдурел, Яша, на работе пить? Прекращай, вон опух уже совсем…

– Да иди ты… – проворчал тот в ответ. – Без тебя разберусь, что мне делать… Жену свою жизни поучи…

Вздыхая и оглядываясь, старик пошёл прочь, а Яков откупорил бутылку и тут же приложился к ней. Перед его глазами всё плыло и кружилось, когда он доплёлся до двери большого амбара, чтобы проверить, закрыта она или нет. Подёргав замок, Яков убедился в том, что он заперт, другие склады проверять не стал, сунул связку ключей в карман и, бормоча что-то себе под нос, отправился в сторожку. Он не заметил пару внимательных глаз, из укромного места наблюдавших за ним.

Устроившись на жёстком топчане, Яков допил самогон и сразу же уснул. Он не слышал, как чья-то тень подошла к нему и принялась осторожно шарить в его карманах, отыскивая ключи. Взяв то, что ей было нужно, тень вышла из сторожки и подпёрла её дверь доской, а потом, стараясь двигаться как можно тише, направилась к амбару. Тихонько скрипнул отпираемый замок и тень, быстро оглянувшись, скользнула внутрь склада, где хранилось колхозное добро. Ещё через минуту чиркнула спичка…

Яков крепко спал, а из-под крыши амбара струился слабый дымок. Тень вернулась к сторожке, убрала доску, подпиравшую дверь, убедилась, что Яков спит, не подозревая ни о чём, и, усмехнувшись, тихо произнесла: