Андрей часто и подолгу рассматривал фото. Вот Кирилл читает сценарий, в одной руке распечатка, другая отведена в сторону и вверх. А тут пишет что-то. Здесь расставляет членов команды перед микрофонами, схватил капитана за руку. Увлекающийся…

Мне бы хотелось не торчать со штативом в зрительном зале, а быть там, на сцене. Говорить с Кириллом, спорить, смеяться. После репетиции вместе пойти в студенческое кафе. Или в кино. А потом пригласить в гости, показать мою комнату, книги, телескоп… Рассказать о себе…

Кирилл, наверно, возмутился бы, если узнал, каким фантазиям предается его тайный поклонник. Чего я хочу от этой дружбы? Не знаю. Бывает же, что без всякой причины тянет тебя к человеку. Хочется узнать его, и чтобы он узнал тебя. Необъяснимая уверенность, что это жизненно необходимо обоим.

В тот злополучно-счастливый день, когда Андрей догнал Кирилла на мосту, Ратманский гораздо раньше начал следить за предметом своих мечтаний. В гардеробе его увидал. Удивился, с чего это он тут. КВН не репетировали, а занятий в главном корпусе у Кирилла быть не могло. Андрей отметил нечто непривычное. Одеваясь в легкую ветровку, Кирилл все время уходил в себя, как будто отключался от окружающих. Хмурился. Андрей угадывал внутреннее страдание. Что произошло? Ратманский разрывался между желанием подойти, спросить, предложить помощь. И страхом быть посланным на хер. Тогда уж точно не удастся жить по прежней схеме, наблюдать хотя бы издали. Кирилл заметит, он внимательный. Стоит один раз вызвать его подозрения и все…
Андрей продолжал держаться на расстоянии. И все больше тревожился.

В какой-то момент Ратманский выпустил Кирилла из вида. Потерял время на метания по вестибюлю и лестнице и когда вышел на улицу, то углядел знакомую фигуру далеко впереди, у перехода через Университетскую набережную.

Андрей перебежал проезжую часть у корпуса востоковедения. Встать на доску, оттолкнуться и пронестись мимо сфинксов было минутным делом. Ратманский надеялся перехватить Кирилла на улице, на нейтральной территории, плюнуть на страхи и спросить, что произошло. Но не успел. Парень уже свернул с набережной на мост. Пошел по левой стороне.

Прохожие задержали Андрея. Пешеходная дорожка на Благовещенском узкая. И как назло, люди шли навстречу парами и по трое — не объехать. Ратманский спрыгнул с доски, взял ее под мышку и зашагал вперед, высматривая на ходу Кирилла. То, что увидел — заставило сердце ухнуть в желудок. Кирилл стоял у перил на разводной части. Андрей рванул бегом, а потом, не обращая внимания на возмущения прохожих, встал на скейт и понесся вперед. Как в спину черти толкали. Что-то было в позе Кирилла, безнадежное, что ли. Кто же знал, что он отступит? Вот и въехал Андрей в него со всего маху. Кирилл упал и остался так, без признаков жизни — тут Ратманский уже по-настоящему испугался. Руки затряслись, когда приподнимал Кирилла, затылок ощупывал — нет ли крови. А вокруг орали: “Не трогай, пусть так лежит…”, “Скорую, скорую…”.

Андрей тормознул такси. Просто вышел на проезжую часть — руки в стороны. Шофер, матерясь, выскочил из авто, но тут уже Ратманский знал, какие аргументы сработают. Пятитысячные купюры нравятся всем.

А Кирилл все в себя не приходил. В такси на заднем сиденье на грудь Ратманскому привалился. Но хотя бы дышал.

Вот так и взглянул я предмету своих фантазий в лицо в первый раз. Близко, без объектива. И понял, что попал окончательно и бесповоротно. Жизнь, которая казалась не сладкой — это рай, по сравнению с тем, что будет теперь. Мечтать подружиться с незнакомым парнем — еще терпимо, а вот начинать дружбу с того, что проломил ему голову — это пиздец.