Значит, и скейт нельзя. Потому, что это общение с уличными парнями, травмы и провокация. Начнется выискивание сенсационных фактов. Где уличная субкультура — там и нарушение общепринятых норм. Если не найдут, так сфабрикуют. А дальше все по схеме: скандал, обсуждения, гибель репутации семьи… Читай пункт о королеве Елизавете.
Это походило на капкан. Андрею хотелось освободиться из него. Волки отгрызают одну лапу и убегают на трех. Но у волков нет семейного бизнеса. Только лапы, которые их кормят. И свобода.
Оставалась отдушина — его тайный спот. Рано или поздно и про спот отец узнает. Тогда мало не покажется. Стрит* он пока терпит, хоть и с большим скрипом.
Андрей никогда не пытался поговорить с отцом об ослаблении тотального контроля. Родион Емельянович не понял бы претензий и, скорей всего, возмутился. Он считал, что делает все возможное для безопасности детей, и не чувствовал, насколько угнетает этим Андрея и Марго.
Они давно не проводили время вместе. В семье забыли, как это бывает, когда у папы выходной. Всегда только работа.
Из санкционированных развлечений в свободное от учебы время у Ратманского оставались звездное небо и тушка Canon.
Фотографией Андрей занимался сколько себя помнил, несчетное количество поломанных и разбитых фотиков усеивали путь его восхождения к мастерству. Теперь Ратманский мог бы устраивать персональные выставки. Но снимал исключительно для себя и для “Университетского вестника”.
Он любил выхватывать из толпы людей в движении, в разных эмоциях, снимал город и природу и бесконечно — сестру-близняшку. Половина камер были разбиты именно ею. Марго терпеть не могла фотографироваться.
Андрей вздохнул, нахмурился. Отношения с Маргошей — особый разговор, они становились все хуже. А раньше вроде: “братик - сестричка — одна Инста и личка”, любили же друг друга. Андрей даже собирался рассказать Марго, что нашел способ отключать камеры слежения в спальнях. Но не стал. Боялся, что матери сболтнет.
В первый раз Андрей сфотографировал Кирилла случайно. На Дне первокурсника. И только дома, просматривая фото уже на ноуте, заметил. Темноволосый, брови резко очерчены, взгляд внимательный, губы твердые, но не узкие. Полноватые даже — не типичные какие-то, подбородок волевой. А вот улыбка открытая — на другой фотке парень улыбался. Чем-то он Ратманского зацепил. Андрей изменил железным принципам и позволил себе думать о самом сокровенном не гипотетически, а с привязкой к конкретному человеку.
Или все-таки написать? Может, легче станет? Психологи рекомендуют записывать все в дневник. Чтобы потом выкопать из этого корень триггера.
“Разве это странно — хотеть, чтобы у тебя была не сестра, а брат-близнец? Это плохо по отношению к Марго? В детстве мне так хотелось, чтобы она была мальчиком. Помню, когда в пиратов играли, я даже имя ей придумал другое, не Марго, а Марк. Наверное, это потому, что мне не с кем было дружить…”
Не с кем было дружить. Некому рассказать о важном, таком, чего сестра не поймет, она ведь девочка. А вот парень с таким взглядом и улыбкой, как у Кирилла — понял бы.
Андрею повезло: Кирилл принимал участие в университетском КВН. Писал сценарии. Сам не играл, но на репетициях присутствовал, приезжал из Петергофа. Андрей эти репетиции снимал для статьи, но так ни разу и не подошел к Кириллу. Их связывал только объектив фотоаппарата и папка с распечатанными фото. Она хранилась в тайнике Ратманского, становилась все толще.
Теперь Андрей хорошо знал разные настроения и эмоции Кирилла, тот свободно проявлял их — можно было читать, как открытую книгу: по улыбке, взгляду, жестам.