Он поцеловал мне руку, а потом, уже уходя, вернулся и впился горячими сухими и жёсткими губами в мой рот. Так я получила первый супружеский поцелуй.

После меня целовали много раз, но запомнился именно этот торопливый поцелуй. Радостная ласка, означающая безграничное доверие.

Которое, к счастью, мне удалось обмануть. На какое-то время.

***

— Ваше высочество, я так рада с вами познакомится, — вкрадчиво говорила женщина с мягким взглядом.

Она просила аудиенции, и я не могла отказать себе в любопытстве взглянуть на дражайшую супругу лорда Эсмонда из рода Светлого Гаролда.

— Я тоже, миледи Пенелопа Роуз, — ответила я и указала миниатюрной даме с осиной талией на кресло напротив.

Я решила, что лучше нам встретить наедине, в тишине моих личных покоев, занимающих целое крыло замка. Его построил король из прежней династии, но теперь замок с двеннадцатью остроконечными башнями служил новому монарху из рода Ядвинов.

— Я слышала, что вы набираете фрейлин, ваше высочество, и хотела нижайше просить вас оказать эту честь и мне, — жена Эсмонда была не то чтобы красива, но вполне привлекательна. Светло-каштановые волосы, тёплые глаза, такие лучистые, как янтарь с берегов Северного моря.

И говорила она, певуче растягивая слова, порой за кружевной витиеватой речью миледи я теряла смысл, таившейся среди её фраз, как заяц, хоронящийся от хищников.

Или скорее, как опасный зверь, выжидающий ничего не подозревающую добычу.

— Разумеется, я возьму вас к себе, но обычно замужние дамы не стремятся стать фрейлинами, потому что больше озабочены тем, чтобы принести роду мужа наследников, чем служению жене монарха.

Я чуть было не сказала «королеве», но вовремя вспомнила, что о коронации пока не было и слова.

Миледи опустила большие глаза и замялась. Отлично, сейчас я узнаю, планирует ли лорд Эсмонд пополнение. Говорили, они с супругой женаты уже пару лет, но детей пока нет.

— Ваше высочество, мой муж... Боги не дали ему возможности иметь детей. Так было предсказано жрецами Высокого Бога, — с оттенком лёгкой грусти ответила миледи, которая, должно быть, была моей ровесницей.

Я узнаю это позже, пока спрашивать о возрасте моей посетительнице посчитала бестактным. По придворному этикету я имела права интересоваться положением моей будущей фрейлины, её планами на деторождение, но не такими простыми вещами, как возраст и цвет её ночной сорочки.

— Правда? — искренне удивилась я и почувствовала, как кровь приливает к щекам.

Слава Богам, у них нет и не будет детей, готовясь к тому, чтобы стать матерью наследников короны, я, словно капризный ребёнок, не желала и слышать о том, что Эсмонд будет делать детей этой придворной скромнице, сидящей напротив и крепко держащей в руке собранный веер.

Каким он приедет к ней? Конечно, давно и позабыл обо мне, о нашей страсти, и станет шептать слова любви на маленькое розовое ушко, украшенное серёжкой с тёмным агатом в золотой оправе.

— Вам нехорошо, ваше высочество? — в голосе миледи Роуз звучала искренняя тревога. Она пристально посмотрела на меня, словно желала прочесть в лице причину моего недомогания.

— Душно, прикажите открыть окно, — улыбнулась я, почувствовав острую радость. — И скажите, Пенелопа, как же вы смирились со своей бездетностью?

Я не обращала внимания на Одилию, поспешившую выполнить приказ и приотворить створку окна, чтобы впустить свежий воздух. Услышать бы ответ, ласкающий слух!

— После свершения брака, мы с Эсмондом спрашивали жрецов Высокого Бога, и нам подарили надежду.

— Правда? — быстро спросила я, чуть не подавившись свежей вишней, которую подавали в мои покои каждое утро. Дома мы почти не лакомились подобными фруктами.