– Это честь для меня, – выдавливаю из себя я. Кришан не должен почувствовать, какую горечь у меня вызывает этот шанс. Он не виноват, что я не тот человек, которому любящие родители захотят доверить своих детей. И честно говоря, никогда им не была. Я была всего лишь хорошей актрисой. – Но ничего не получится.

Он беззвучно вздыхает. Потом делает глоток чая.

– Если тебе нужно время, чтобы подумать…

– Нет. – Размышляя об этом, я просто буду себя мучить. – Просто я неподходящий кандидат для этой работы.

Кришан мне улыбается.

– Вот тут я бы возразил. Но решать, естественно, только тебе.

– Надеюсь, ты во мне не разочарован.

Он сильно перегибается через стол, для чего ему приходится почти встать, берет меня за руку, мягко отрывает ее от чашки и сжимает.

– Я слишком благодарен тебе за все годы, которые ты провела здесь, чтобы хотя бы подумать о чем-то подобном. Но могу я быть с тобой откровенен, Ханна?

– Ты же и так всегда откровенен.

– Ты в курсе, что я не люблю давать советы, о которых меня не просили. Но тебе хочу дать один.

Я киваю в знак того, что никогда не воспринимала советы Кришана как непрошеные. На самом деле за все время, что я его знаю, он не дал мне ни одного плохого совета. Тем не менее на большинство хороших я плевала, поскольку была чертовски юна и считала, что что-то понимаю о мире, в котором на деле знала лишь один крошечный кусочек: старые трущобные улицы Киркдейла.

– То, что случилось в прошлом году… – начинает Кришан, и я, словно повинуясь рефлексу, закрываю глаза, как будто могу спрятаться в темноте от его слов. Но не получается. И забыть не получается. Последствия той единственной ошибки ни на миг не выходят у меня из головы. Но когда тебя тыкают в это носом – это не то же самое, что и необходимость говорить об этом.

Не то чтобы я не хотела об этом разговаривать. Я бы хотела.

Просто я не могу.

Паника не отпускает.

Так и сейчас собственное сердцебиение превращается в глухой бас в ушах, грозящий заглушить все прочие звуки. Ледяной холод тысячей иголок просачивается во все поры. Я знаю: сразу после этого меня бросит в пот.

Комната становится узкой и длинной. Чересчур узкой. Чересчур длинной. Я теряюсь в ней и расплющиваюсь.

– То, что случилось в прошлом году, тут ни при чем, – быстро произношу я.

Выдыхать. В этом весь фокус. Просто спокойно выдыхать. Тогда вдох произойдет сам собой, и никто не заметит, что со мной творится. Никто не заметит, что я падаю и падаю, глубже и глубже, и в ожидании падения, которое меня раздавит, едва способна соображать.

Виновато улыбаюсь Кришану. Он продолжал говорить, но я его не слышала. Он задал вопрос? Дал совет? Теперь в его взгляде появляется легкое беспокойство, но навряд ли он понял, что у меня паническая атака. Я заставляю себя сделать глоток чая. Пока жидкость стекает вниз по горлу, остается лишь надеяться, что она уже не очень горячая. В данный момент я бы этого не почувствовала.

– Мне просто нужно начать заново, понимаешь? – Проклятье, звучит так, будто мне больше не важны клуб и дети, что абсолютно не соответствует правде. – Я должна как-то… начать что-то новое.

Кришан медленно кивает:

– Я понимаю. Но я имею в виду не клуб. Я говорил о музыке, Ханна. Ты хочешь снова заняться музыкой?

Такой легкий вопрос. Но для меня он как ведро снега на голову. Снега, который несколько дней пролежал на обочине дороги, стал грязным, наполнился острыми ледяными осколками.

– Я… Я не знаю.

Не знаю, могу ли еще. Да сколько же можно падать?

– Не позволяй отнять ее у тебя, Ханна. Слышишь меня?