Я не помню ни одного случая приглашения императрицей кого-либо помимо ее ограниченного двора и ближайшей свиты. Даже великая княгиня Елизавета наносила ей лишь редкие визиты либо на различные юбилеи, ставшие обычным поводом для празднеств, либо по специальному приглашению к чаю или обеду. Ни один художник, писатель или ученый, даже знаменитый, никогда не допускался в близкий царице круг. Она считала, что чем меньше людей она видит, тем лучше!

Когда царь отбыл в Ставку, а императрица приняла на себя управление государством, управляла она методом проб и ошибок; вместо того чтобы продолжать линию, намеченную мужем, она пыталась согласовать собственные идеи с идеями «нашего друга» (Распутина) и сделала реальную деятельность тех министерств, которые всерьез относились к своим обязанностям, совершенно невозможной.

У императрицы был короткий период близкой дружбы с двумя княгинями из Черногории – Милицей и Анастасией (Станой). Она иногда посещала Дюльбер (поместье князя Петра Николаевича, мужа княгини Милицы) и проводила там много часов; иногда эти черногорки приходили к ней и запирались в ее апартаментах в Ливадии.

Эта дружба, начавшаяся внезапно и столь же резко оборвавшаяся, всегда была для меня загадочной. По воспитанию у них не было ничего общего. Обе княгини были очень смуглыми и представляли собой яркий контраст с той, которая прощала превосходство над собой лишь одной женщине своей эпохи – королеве Виктории.

Всегда считалось, что эта дружба основывалась на общем интересе всех трех к спиритизму. Как в Дюльбере, так и в Стрельне, зимней резиденции великого князя, совершались оккультные обряды и контакты с духами; умершие цари отвечали на вопросы медиумов. Говорят, что и сам император принимал участие в спиритических сеансах, проводимых двумя иностранными оккультистами Папюсом и Филиппом. Казалось, что это было первым проявлением того нездорового мистицизма, который впоследствии позволил Распутину обосноваться при дворе.

Папюс был вскоре выслан из страны по приказу самого царя. Филипп продержался дольше, но в конце концов от него тоже избавились. Парижский детектив М. Рачковский получил задание тщательно изучить прошлое Филиппа; полученный отчет был настолько содержательным, что французу было приказано немедленно убраться. Сразу после ухода со сцены Филиппа с должности был снят и сам Рачковский – почему? Не знает никто.

В любом случае, во время этого первого кризиса оккультизма у царя хватило энергии на решительное вмешательство. Как жаль, что он не поступил так в отношении человека, который в своих интересах использовал «оккультные» методы. Распутин приобрел ни с чем не сравнимое влияние, приправив метод Папюса соусом из элементарной «мужиковщины», мистики, сектантства и, возможно, богохульства.

Добавлю несколько слов о людях, которых, как я выяснил, привлек на свою сторону Распутин, когда я ненадолго вернулся в Петроград из Ясс в 1917 году. Очень тяжело описывать то, что я тогда увидел. Я старался узнать, кто были те лица, чтобы понять, под чьим влиянием произошли последние назначения. «Кто из дам оказывал влияние на императрицу? – спрашивал я.

Кто-то сказал: «Муня» Головина, племянница княжны Палей. Другие указывали на княжну Гедройц, главного врача госпиталя ее величества, совершенно мужеподобную особу. Третьи говорили мне с удивлением:

– Как, вы разве не знаете мадемуазель такую-то – старшую сестру? Это она диктует царице, кого назначать на важные посты.

Я поговорил с приятелем, жившим в Царском Селе. Он знал всех этих людей, хотя и не был «одним из них». Он поведал мне, что эти дамы были сестрами милосердия из хороших семей, пытавшимися, правда без особого успеха, показать, что они имеют на императрицу большое влияние.