– Дурной знак. Она принесла нам несчастье. – Так говорили о принцессе Александре Гессенской в русском народе.
Став царицей, она не сумела завоевать любви ни двора, ни петербургского общества.
Будучи болезненно застенчивой, она не любила светских бесед и не владела этим тонким искусством. Отсюда пошли слухи о ее высокомерии.
Великая княгиня Мария Павловна, тетушка Николая II, взялась было опекать ее и провести через светский лабиринт мелких соперничеств и интриг; но получила от императрицы отпор, который с каждым разом становился все сильнее, поскольку императрица пыталась скрыть свою робость за внешней уверенностью, энергичностью и показной силой воли. Впоследствии Александра Федоровна столкнулась с враждебностью не только двора вдовствующей императрицы, который с ростом значимости двора молодой царицы все больше уходил в тень, но и более влиятельного со светской точки зрения двора великой княгини Марии Павловны.
Опытные и респектабельные дамы пытались проникнуть в окружение Александры Федоровны, желая дать ей благоразумный совет, но встречали противодействие. Дамы уходили, бормоча слова, которые не осмелились бы произнести вслух; известно, что остроумные ответы всегда приходят с опозданием. То, что потом высказывали эти дамы, достоинство и самолюбие которых было оскорблено, просачивалось в дворцовые круги в искаженном, вырванном из контекста виде и с намеренно подчеркнутой злобой. За этим следовало прекращение отношений. Вскоре Александра Федоровна оказалась почти совсем без друзей, и каждое личное унижение императрицы вызывало ликование светского общества.
«Что касается моих госпиталей…»
У меня в памяти сохранился еще один типичный случай. Война продолжалась и уносила все больше и больше жизней. Царь пригласил тяжело больного Фредерикса на отдых в Крым. Я отправился с ним из опасения, что его состояние может стать критическим. Как только мы прибыли в Крым, то получили телеграмму с известием, что в Ливадию собирается нанести визит великая княгиня Мария Павловна.
Не могло быть и речи о том, чтобы разместить ее во дворце. Фредерикс знал, что такой вариант вызовет неудовольствие императрицы. Кроме того, во дворце шел ежегодный ремонт. Мы решили, что великой княгине можно будет предоставить несколько комнат в резиденции царской свиты. Мы телеграфировали обер-церемониймейстеру двора графу Бенкендорфу, чтобы он прислал поваров, слуг и необходимую утварь. Тот ответил, что не успеет выполнить нашу просьбу.
Фредерикс очень удивился такому прохладному ответу: граф Бенкендорф всегда с готовностью выполнял любые запросы. Я тут же сообразил, что телеграмма была послана с ведома царицы, возможно даже, по ее прямому указанию.
Я увеличил количество рабочих, занятых ремонтом, чтобы дворец выглядел совсем непригодным для проживания, и велел везде, где только можно, возвести леса. Фредерикс прислал ко мне своего личного шеф-повара; у своей свояченицы графини Нирод я позаимствовал достаточное количество серебряных столовых приборов; а необходимые автомобили мы взяли в Департаменте транспорта. Резиденция царской свиты была украшена цветами в горшках. По прибытии великая княгиня выразила свое удовлетворение созданными для нее условиями.
На следующий день мы посетили госпитали в Ялте и окрестностях Ливадии, заведения, которые царь отдал под опеку жены; затем отправились в Гурзуф, место, посещаемое всеми прибывшими в Крым.
Когда мы рассаживались по машинам, великая княгиня, к моему удивлению, попросила свою фрейлину мадемуазель Олив сесть во вторую машину, а мне знаком велела занять место рядом с ней – это шло вразрез с правилами дворцового этикета.