Выслушав рассказанный Кариной эпизод, я сказал ей, что многие девочки любят вертеться перед зеркалом и прилагают массу усилий для того, чтобы выглядеть красивыми. Она пожала плечами и ничего не ответила.

Тогда я спросил ее:

– Разве до этого эпизода вы не замечали повышенного внимания к себе со стороны мальчиков?

Не отводя глаз от какой-то точки на прикрывающих окно шторах, Карина спокойно ответила:

– Нет, ни в детстве, ни в подростковом возрасте меня никогда не интересовал мой внешний вид, и я просто не понимала, что значит быть красивой. Обыкновенное лицо, обыкновенная фигура. Глаза, нос, рот – все на месте. Мальчики были для меня одноклассниками, с которыми иногда интересно было поговорить о любимых школьных предметах. Но я не видела, чтобы они относились ко мне как-то по-особому, если не считать их попыток подергать меня за косы, которые я носила до шестого класса. Впрочем, мальчики относились точно так же и к другим девочкам. Правда, должна признать, позднее они почему-то не допускали тех вольностей по отношению ко мне, которые проявляли по отношению к другим одноклассницам.

– Вы действительно не замечали, как, скажем, в девятом или десятом классе на уроках физкультуры некоторые мальчики могли смотреть на вашу фигуру с особым интересом?

Карина на минуту задумалась и после некоторого замешательства тем не менее таким же ровным голосом, как обычно, сказала:

– Я видела, что на уроках физкультуры одни мальчики во все глаза смотрели на других девочек, в то время как другие отводили от них свои взгляды. В нашем классе была девочка с довольно большим бюстом и сейчас-то я понимаю, почему почти все мальчики по-особому реагировали на нее. Но в то время я не придавала этому какого-нибудь значения. Мне даже казалось, что эта девочка испытывает неудобство оттого, что у нее такие большие груди, которые мешали ей бегать и прыгать на уроках физкультуры. У меня тогда были совсем маленькие груди, и я не обращала на них никакого внимания. Думаю, что мальчики на уроках физкультуры просто не смотрели в мою сторону. Я бегала и прыгала вместе с ними. Все было естественно и просто.

– Изменилось что-нибудь с того момента, когда, услышав о своей красоте, вы, как говорите, впервые внимательно рассмотрели свое лицо и тело, найдя их привлекательными?

– Я не сказала, что нашла свое лицо и тело привлекательными. Я лишь поняла, что не дурнушка.

Карина сделала паузу, возможно, подумав, что я буду оправдываться или прокомментирую ее замечание. Однако я молчал, предоставив ей самой возможность дальнейшего общения.

Не дождавшись моего оправдания или комментария по поводу ее замечания, Карина, не выражая никакого неудовольствия от моего молчания и не изменяя тембра своего голоса, стала отвечать на мой вопрос:

– Не думаю, что после того школьного эпизода и моего последующего пристального разглядывания себя в зеркале произошли какие-либо существенные изменения. Я оставалась такой же, как и была раньше. Не вертелась, используя ваши слова, перед зеркалом. Не пользовалась косметикой, хотя видела, что почти все мои одноклассницы прибегают к макияжу. Единственное, что, пожалуй, имело место, так это ощущение приятного, разливающегося по телу тепла от взглядов одноклассников, которые я подчас ловила на себе. Отныне я стала замечать эти взгляды. Но я не придавала им особого значения. Не упивалась тем, что стала, если так можно выразиться, предметом обожания. Не делала ничего, чтобы привлечь к себе внимание одноклассников.

Разумеется, мне было приятно, что кто-то считает меня красивой. Но я не обольщалась на свой счет, поскольку из-за пьянства родителей, вечно неприбранного и неуютного дома не могла пригласить к себе в гости ни девочек, ни тем более мальчиков из нашего класса.