Рауль замер. Вокруг было тихо. Царила непроглядная темнота, и он даже решил, что все еще находится в дымоходе. Но, вытянув руки, юноша понял, что труба вынесла его прямо в пещеру или, скорее, в туннель, вырытый позади пещеры, такой узкий, что его рука сразу натолкнулась на другую – горячую и дрожащую. Глаза Рауля уже привыкли к мраку, и он увидел блестящий взгляд, устремленный прямо на него, и бледное исхудалое лицо, искаженное ужасом.

Пленницу не связали, не заткнули ей кляпом рот. Да и зачем? Жертва была слишком слаба и напугана, чтобы думать о побеге.

Он наклонился к ней и сказал:

– Ничего не бойтесь. Я спас от смерти вашу дочь Брижитт, которая из-за шкатулки с кольцами тоже попала в лапы тех, кто вас мучает. Я проследил ваш путь из Лильбонна и явился спасти вас – при условии, что вы никогда никому не расскажете о том, что здесь произошло.

Но к чему эти объяснения, которые несчастная все равно была не в состоянии понять? Не медля больше, он подхватил ее на руки и взвалил на плечо. Затем, пройдя через пещеру, он слегка толкнул дверь и убедился, что она не заперта. Невдалеке Леонар и Жозина продолжали свой разговор. За ними, позади огорода, тянулась белая дорога, ведущая к Дюклеру, и по ней в обоих направлениях двигались крестьянские телеги.

Решив, что момент подходящий, Рауль рывком открыл дверь, сбежал по склону огорода и положил матушку Русслен под насыпью. И тут же у него за спиной раздались вопли. К нему мчалось семейство Корбю, сопровождаемое Леонаром, – все четверо вне себя от бешенства и готовые к жестокой схватке. Но что они могли поделать? В обе стороны ехали конные повозки. Нападать на Рауля при таком количестве свидетелей и силой отбивать вдову Русслен значило самим отдаться в руки властей, а это грозило неминуемым расследованием и возмездием. Они, как и рассчитывал Рауль, остановились. Молодой человек окликнул двух монахинь в крылатых чепцах, одна из которых правила небольшим шарабаном, запряженным старой лошадью, и попросил их помочь бедной женщине, объяснив, что нашел ее без сознания на обочине дороги, с раздавленными колесами пальцами.

Монахини, содержавшие в Дюклере приют для умалишенных и лазарет, ревностно взялись за дело. Они перенесли вдову Русслен в шарабан и укутали ее в шали. Женщина все еще была без сознания и бредила, тряся искалеченной рукой, большой и указательный пальцы которой распухли и кровоточили.

Шарабан быстро скрылся из виду.

А Рауль по-прежнему стоял, не в силах забыть ужасное зрелище – изуродованную руку, и его потрясение было так велико, что он не заметил приближающихся Леонара и троих Корбю, которые начали обходной маневр с тем, чтобы перекрыть ему путь к побегу. Когда наконец он их увидел, четверка уже окружила его и теперь теснила в огород… В эту минуту дорога была безлюдна, и положение дел казалось бандитам настолько благоприятным, что Леонар даже достал нож.

– Убери нож и оставь нас, – сказала Жозина. – Вы, Корбю, тоже. И без глупостей, слышите?

Все это время она не поднималась со стула, но теперь вдруг появилась из-за кустов.

Леонар возмутился:

– «Без глупостей»?! Глупость – это оставлять его в живых. Раз уж он у нас в руках!

– Уйди! – приказала она.

– Но эта женщина… Эта женщина нас выдаст!

– Нет. Вдова Русслен не станет болтать. Она будет молчать.

Леонар зашагал прочь, и графиня приблизилась к Раулю.

Он долго смотрел на нее, и в этом взгляде было столько ненависти, что она смутилась и пошутила, чтобы прервать молчание:

– Каждому свой черед, не правда ли, Рауль? Удача приходит то к тебе, то ко мне. Сегодня ты одержал верх. А завтра… Но что случилось? У тебя странный вид! И такой тяжелый взгляд…