Он решительно ответил:

– Прощай, Жозина.

Она слегка побледнела:

– Прощай? Ты хотел сказать – «до свидания».

– Нет! Прощай.

– Значит… значит… ты больше не хочешь меня видеть?

– Не хочу.

Она опустила глаза, дрожь пробежала по ее векам. Губы все еще улыбались, но улыбка стала горестной.

Она тихо сказала:

– Почему, Рауль?

– Потому что я увидел то, что никогда… никогда не смогу тебе простить, – ответил он.

– Что же ты увидел?

– Руку этой женщины.

Она словно разом лишилась сил и пробормотала:

– Ах! Понимаю. Леонар причинил ей боль… Но ведь я ему запретила… и думала, что она просто уступила угрозам…

– Ты лжешь, Жозина. Ты слышала крики этой женщины, как слышала их и в лесу Молеврие. Казнь совершает Леонар, но злая воля, замысел убийства исходит от тебя, Жозина. Это ты послала своего сообщника в маленький домик на Монмартре с приказом убить Брижитт Русслен, если она будет упорствовать. Это ты не так давно подложила Боманьяну яд в снотворное… И это ты расправилась с двумя друзьями Боманьяна – Дени Сент-Эбером и Жоржем д’Иновалем.

После этих слов она взбунтовалась:

– Нет, нет, я тебе не позволю… Все неправда, и ты это знаешь, Рауль.

– Да, ты придумала удобную сказочку о другой женщине… другая женщина, похожая на тебя, совершает преступления, в то время как ты, Жозефина Бальзамо, довольствуешься менее жестокими авантюрами! Сначала я в это поверил. Я тоже позволил запутать себя историями об одинаковых женщинах: дочке, внучке, правнучке Калиостро. Но теперь все кончено, Жозина. Если до сих пор я предпочитал не видеть то, что меня ужасало, то эта покалеченная рука заставила меня взглянуть в лицо правде.

– В лицо лжи, Рауль! Ты в плену ложных толкований. Я не знаю тех двоих, о которых ты говоришь.

Он ответил устало:

– Допустим. Возможно, я ошибаюсь. Но мне уже недостает терпения смотреть на тебя сквозь флер таинственности, которым ты себя окутываешь. Для меня в тебе больше нет тайны, Жозина. Я вижу тебя такой, какова ты на самом деле: ты – преступница.

И он добавил еще тише:

– Возможно, ты просто нездорова. А что до лжи, так ею точно полна твоя красота.

Она молчала. Тень от соломенной шляпы смягчала и без того нежные черты ее лица. Оскорбления любовника никак не отразились на нем. Все в ней обольщало, дышало прелестью. Он был потрясен до глубины души. Никогда еще она не казалась ему такой красивой, такой желанной, и он задавался вопросом: не было ли это безумием – желание вернуть себе свободу, которую он проклял бы уже на следующий день?

Наконец она возразила:

– Моя красота – это не ложь, Рауль, и ты вернешься, потому что она принадлежит тебе.

– Я не вернусь.

– Нет, ты уже не можешь жить без меня, а «Ветреница» стоит совсем рядом. Завтра я буду ждать тебя там…

– Я не вернусь, – повторил он, чувствуя, что снова готов упасть перед ней на колени.

– Тогда почему же ты дрожишь? Почему так побледнел?

Он понял, что его спасение – в молчании и что надо бежать не оглядываясь.

Он оттолкнул руки Жозины, которые тянулись к нему, и зашагал прочь.

Всю ночь Рауль крутил педали, стремясь уехать как можно дальше, – и для того, чтобы сбить с толку возможных преследователей, и для того, чтобы испытать спасительную усталость. Утром, порядком измученный, он остановился в лильбоннской гостинице.

Предупредив, чтобы его не будили, он запер дверь на два оборота ключа и едва не выбросил ключ в окно.

Рауль проснулся спустя сутки.

Одевшись и приведя себя в порядок, он уже думал только о том, чтобы поскорее оседлать велосипед и вернуться на «Ветреницу». Любовь не хотела сдавать позиции.