– К несчастью, я тебе верю. В любом случае ты сможешь дать мне письменные инструкции, когда я прилечу в Нью-Йорк. А до этого времени я постараюсь хорошо себя вести.

– Уж постарайся. И дай мне знать, когда ты собираешься прилететь.

– Зачем? Чтобы устроить мне свидание с Рейчел? Боюсь, госпожа Виллард, что даже ради твоей карьеры я на это не пойду.

– Ты глупец.

– Возможно.

Но сам он так больше не думал. Совсем не думал. И когда их с Кей телефонный разговор закончился, он продолжал сидеть, глядя в окно и думая не о Рейчел, а о женщине, которую увидел на ступеньках. С закрытыми глазами он продолжал видеть ее. Точеный профиль, огромные глаза, нежные губы. Он никогда не встречал женщины такой красивой и такой притягательной. И он продолжал сидеть с закрытыми глазами за своим столом, думая о ней. Наконец он со вздохом покачал головой, открыл глаза и поднялся с кресла. Глупо было мечтать о прекрасной незнакомке. Почувствовав себя дураком, он тихо рассмеялся и выбросил ее из головы. Было нелепо влюбляться в абсолютно незнакомую женщину. Но он обнаружил, спускаясь вниз, чтобы приготовить себе ужин, что ему приходится напоминать себе об этом снова и снова.

Солнце заливало спальню, ярко освещая бежевое шелковое постельное покрывало и кресла, обтянутые тем же материалом. Это была большая красивая комната с высокими двустворчатыми окнами, доходившими до пола, из которых открывался вид на залив. Из будуара, примыкавшего к спальне, можно было увидеть мост «Золотые ворота». В обеих комнатах были установлены белые мраморные камины, стены будуара были украшены со вкусом подобранными картинами французских художников, а в инкрустированной горке времен Людовика XV стояла бесценная китайская ваза. Изящный стол того же периода, стоявший напротив окна, уменьшал бы размер другого помещения, но только не этого. Это была великолепная и просторная комната, но безжизненная и холодная. Рядом с будуаром находилась маленькая, обшитая деревянными панелями комната, заполненная книгами на английском, испанском и французском языках. Книги были смыслом ее существования, и именно здесь сейчас стояла Рафаэлла, глядя на залив. Было девять часов утра, и она была одета в стильный черный костюм, ненавязчиво и элегантно подчеркивавший ее грациозную фигуру. Костюм шили для нее в Париже, как и большинство ее одежды, кроме той, которую купила в Испании. Она редко покупала одежду в Сан-Франциско, здесь она вообще почти не выходила из дома. В Сан-Франциско она была невидимкой, чье имя упоминалось очень редко и чьего лица никто не видел. Большинство людей затруднились бы связать ее лицо с именем миссис Джон Генри Филлипс, особенно такое лицо, с идеальной белой кожей и огромными черными глазами. Когда она выходила замуж за Джона Генри, один репортер написал, что она выглядит как сказочная принцесса, и уточнил, что во многих отношениях она такой и была. Но глаза, смотревшие этим октябрьским утром на залив, не были глазами сказочной принцессы. Это были глаза очень одинокой молодой женщины, жившей в очень одиноком мире.

– Ваш завтрак готов, миссис Филлипс.

Горничная в накрахмаленной белой униформе стояла в дверях, и Рафаэлла подумала, что ее слова прозвучали почти как команда. Но она всегда чувствовала себя так в присутствии слуг Джона Генри. И так же чувствовала себя в парижском доме отца и в доме ее дедушки в Испании. Ей всегда казалось, что именно слуги отдают приказы: когда вставать, когда переодеваться, когда обедать, когда ужинать. В доме ее отца в Париже слуга объявлял: «Ужин для мадам подан». А что, если мадам не хочет ужинать? Если она хочет просто посидеть на полу у камина с сэндвичем в руках? Или позавтракать мороженым вместо тостов и яиц пашот? Эта мысль вызвала на ее губах улыбку. Она направилась в спальню. Оглядевшись по сторонам, она убедилась, что все готово. Ее чемоданы из мягчайшей замши шоколадного цвета были сложены аккуратной стопкой в углу комнаты. Большая дорожная сумка стояла рядом. В нее Рафаэлла положит подарки для матери, тети и кузин, свои драгоценности и книгу, чтобы было что почитать в полете.