Видимо взгляд у меня вышел очень говорящим и многозначительным, раз наглый толстяк решил, что ему пора валить.

Ну, хоть он не совсем тупой.

Разворачивается и плетется прочь, покачиваяюсь из стороны в сторону:

— Ну его… Ну его… Задержался… И зря…

Оглядывается на меня и медленно моргает, шепнув:

— Резко стало не до смехуечков.

Пастухов скрывается на лестнице, а Гордей, отодвинув меня в сторону, заходит в кабинет. Недоуменно озирается по сторонам поисках причины, из-за которой он уловил во мне тревогу, и оборачивается на меня.

Я успела спрятать папку в сейф, быстро и бесшумно прибраться.

Щурится.

Я скрещиваю руки на груди и вскидываю бровь, пряча за надменностью отвращение, которой пожирает меня изнутри.

— Что не так? — хрипит он.

— Все так.

— Не юли. Что с тобой?

— Тебе покурить не надо? Побыть одному? А еще тебе не мешало проспаться.

— Что-то не так.

— Все так. Я, как и ты, имею право запереться одна и подумать.

— Над чем? — Гордея покачивает, но он не отводит от меня горящих, как в лихорадке, глаз.

— Над смертью твоего отца, над твоей изменой, над беременностью Верочки и нашем скором разводе, — твердо чеканю каждый слог, скрывая в пренебрежительном тоне липкую грязь.

Гордей молчит, и через несколько секунд тяжелого мыслительного процесса в пьяном мозге, выдает итог:

— Нет, тут что-то другое. И это тебя… Аллочка… так завела, да?

— Я не буду с тобой вести сейчас разговоры по душам, Гордей. Ты пьяный, отвратительный урод, которому можно еще ко всему прочему похрюкать, чтобы полностью соответствовать образу.

Я хочу его оскорбить намерено. Я хочу, чтобы он ушел, но он, мудила, игнорирует мои грубости и продолжает всматриваться в мое лицо.

Я не уверена, что я бы раскрыла карты не будь его измен, а сейчас тем более не хочу делиться откровением, что все эти годы его отец пылал совсем не родственными чувствами.

Да и толку делиться этой грязью?

Он же мертв, а меня ждет развод.

Господи, это нечестно, что на меня, обманутую женщину, навалилось столько мерзости, будто вселенная намекает, что слезы из-за измен мужа — глупости. Это только вершина айсберга, и самое противное — это то, что я не смогу, просто не смогу ни с кем поделиться этим.

Как мне теперь смотреть в глаза свекрови? Я ни в чем не виновата, но ее муж хотел меня, и в нашем браке с Гордеем он мог быть очень близко ко мне.

А я ничего не подозревала.

Я, как восторженный щенок спаниеля, видела от свекра лишь заботу, отцовскую любовь и радость за сына, что он так удачно выбрал себе жену.

Вот тебе и Цветочек.

— Уже поздно, — в кабинет заглядывает моя мама. — Я думаю, что пора всем спать.

И никто не подозревал.

Чему я удивляюсь? Я же, например, не думала, что Гордей может мне изменять. Мои дети о таком не думали, наши родители, а на деле оказалось, что мой муж вполне способен на мерзости.

Весь в отца.

Удивительно. Один штрих, и все изменилось. Я теперь не хочу оплакивать свекра, который обратился из хорошего человека в тихого извращенца.

— У нас тут разговор не окончен, — Гордей пошатывается.

— Завтра поговорите, — мама тянет меня за руку. — День был сложным, а говорить надо на трезвую голову, Гордей.

—Ты что-то скрываешь, дорогая, — цедит сквозь зубы Гордей. Над бровью вздувается венка гнева. — Я тебя хорошо знаю, чтобы понять это.

20. Глава 19. Как же я ошибалась

— Что между вами происходит? — шепчет мама.

— Все, мам, спокойной ночи, — мягко толкаю ее к двери.

— Папа тоже ничего не говорит, — сердито отмахивается. — Прекрати, Лиля.

— Он мне изменяет, — шиплю в ее лицо. — Вот что происходит. Изменяет с бывшей одноклассницей.