С удовольствием узнав в общем возбуждённом гомоне голос Лины, он улыбнулся во весь рот и толкнул дверь от себя.

... Количество выпитого уже никто не считал. А Лина оказалась очень нежной... Во время медленного танца она так льнула к Альберту, так задорно, запрокидывая голову, смеялась его неуклюжим шуткам, что он окончательно потерял голову. Решительно взяв её за руку, Альберт потянул девушку в коридор — наверняка здесь найдётся хотя бы одна ещё никем не занятая комната?

Однако, едва выйдя из гостиной, он ощутил, что больше не держит Лину за руку. Оглянувшись, Альберт увидел, что исчезла не только девушка, но и вся освещённая часть дома.

Тьма, внезапно появившаяся из ниоткуда, словно ластиком стёрла праздничный дебош.

Зато на чёрных стенах стали появляться белые следы... Прямо на глазах по потолку побежали дорожки, Альберт с изумлением узнал в них отпечатки медвежьих и волчьих лап.

И тут, словно вторя его изумлению, торжествующе зазвенел детский смех — словно кто-то незримый разом толкнул десятки серебряных колокольчиков. Смех звучал, казалось, совсем рядом, руку протяни.

Альберт так и сделал — и нащупал дверную ручку. Дверь, скрипнув, медленно отворилась. По глазам ударил яркий полуденный свет.

Посреди большой детской, залитой солнечными лучами, на пестром пушистом ковре медленно кружилась в танце девочка лет шести-семи. Она была одета в белое кружевное платье, под длинным подолом которого виднелись босые ступни. Копна волнистых волос, перехваченная широкой синей лентой, отливала на солнце золотом. Глаза девочки были закрыты, плавные замедленные движения наводили на мысль, что ребёнок находится в лунатическом трансе. Она прижимала к груди белого плюшевого медведя — очень большого, в её рост, и неприятно натуралистичного.

Но тут, словно почувствовав его взгляд, девочка остановилась — и открыла глаза. Зелёные, бездонные из-за расширенных зрачков, на детском личике они казались огромными. Серьёзный, недетский взгляд так контрастировал с ангельским видом ребёнка, что Альберт невольно поёжился.

Девочка окинула его с ног до головы, потом, после секундного раздумья, лукаво улыбнулась и прижала к себе медведя ещё сильнее.

Интересно, этот и есть тот зверь, чьи следы он видел на потолке? Здесь ходят по потолку игрушечные медведи?

«Бред какой-то... », — отстранённо отметил про себя Альберт, продолжая таращиться на девочку и её странную игрушку. Он уже хотел спросить, что она тут делает и где её родители, как медведь поднял голову. Вокруг его горла туго затягивалась рыболовная леска, слишком туго, разрезая плюшевую плоть.

Альберт уже собирался шагнуть вперёд, как девочка ткнула пальчиком куда-то вверх и спросила:

— Поиграем?..

...Он ещё успел заметить, как с потолка медленно капнуло что-то тёмное, похожее на вишнёвый сок или вино, а потом ещё и ещё, целая дробь тёмно-вишнёвых капель — и проснулся.

Слабый утренний свет падал на подушку . Гостевая комната, которую Альберт вчера разыскал на втором этаже, была небольшой, вытянутой в длину, зато окна здесь были огромные, во всю стену.

Он подошел к распахнутым шторам, собираясь осмотреться, но за окном стелился густой туман; тёмные силуэты ближних к дому деревьев едва просматривались в морочной пелене.

Альберт зябко повёл плечами — место выглядело слишком уж... уединенным.

Ничего удивительного, что приснился кошмар. Тем более, что завалился ночью в постель прямо в одежде, снял только куртку и ботинки — в доме вчера было так же промозгло, как на улице. Если не холодней — сырые стены оберегали холод так же бережно, как сквалыга — золото. Нет, стоп. Он точно помнил, что одежду скинул вчера, как же он сейчас стоит у окна в брюках, рубашке и галстуке? “Приснилось” – единственное объяснение.