– Опять эти ваши телячьи нежности. Вы же уже старые, когда успокоитесь?

– Когда влюбишься, я на тебя посмотрю, – снисходительно говорит Тёма и отпускает меня. Андрюша корчит смешную рожицу и качает головой.

Да, страсть у нас до сих пор кипит, может, потому что Тёма часто по командировкам ездил, мы всегда успевали соскучиться. Я бы ему ещё родила, да врачи запретили после Андрюши. Помню, как горько плакала, когда сказали, что риск слишком велик.

– Значит, можно не предохраняться, – попытался утешить Тёма. Мы тогда сильно поругались – всё-таки ему не понять, что значит для женщины материнство…

– Ну, что, купили? – спросила Вика и с любопытством посмотрела на пакеты. – Хвастайтесь!

Дети, на удивление, отлично отнеслись к тому, что мы едем в отпуск вдвоём, без них. Уже планы строят, как будут без нас отдыхать. Вреднюшки. Весь вечер обсуждаем поездку и устраиваем показ мод. Сегодня решила не готовить – заказали доставку из ресторана. К этому тоже надо привыкнуть: нет необходимости постоянно стоять у плиты, иногда можно полениться. Сижу, уютно устроившись в кольце Тёминых рук. Андюша на полу увлечённо играет в планшете, Вика тут же – лежит решает математику. Острая боль начинается резко, такая сильная, что перед глазами вспыхивает белым. Сгибаюсь пополам, сжимая живот.

– Что?! Что случилось, Ась? – встревоженно спрашивает Тёма, а я не могу сказать ни слова. Слёзы выступают на глазах, пытаюсь заговорить, но получается только замычать. Надо сделать вид, что всё в порядке, чтобы дети не волновались, но вместо этого сжимаюсь ещё сильнее. Сквозь гул в ушах слышу, как Тёма говорит, что надо вызвать скорую. Вика и Андрюша окружают, что-то спрашивают, я же могу только мычать. Боль такая, что кажется – разрывает на части. Живот окаменел, не разогнуться.

– Надо… надо таблетку выпить, и пройдёт, – хриплю наконец. Вся покрылась потом, дрожащими руками копаюсь в принесённой кем-то из детей аптечке. Три таблетки обезбаливающего не помогают, наоборот, становится хуже. Как в непрекращающемся кошмаре ложусь, скрючившись, на диван, и молюсь о том, чтобы скорее приехал врач.

Меня забирают в больницу, и последнее, что вижу – испуганные глаза детей. Тёма едет со мной, всю дорогу держит за руку, гладит, а самого колотит. Испугался. Я тоже боюсь, но меня везут к врачам, значит, всё будет хорошо. Может, аппендицит. Его сейчас быстро удаляют, до отпуска успею встать на ноги.

Кладут в отдельную палату, Тёма уезжает, а моя ночь превращается в ад. Капельницы не работают, начинается тошнота, от постоянной жажды и обезвоживания скрючиваются пальцы на руках. К утру снова приходят врачи, сразу трое. Один представляется заведующим, говорит, что надо сделать лапороскопию и на камере увидеть, что происходит, потому что УЗИ не даёт полноценной картины. С трудом держу ручку в руках, подписываю согласие на операцию. Даже не успеваю написать Тёме, когда меня увозят.

В себя прихожу сложно. Вокруг темнота, не могу открыть глаза, слышу голоса врачей. Надо дать им понять, что пришла в себя, но не могу пошевелиться. Надо дышать. Медленно и глубоко. Всё хорошо, я уже проснулась. Что-то мешает. Вокруг писк, в панике понимаю, что подключили к ИВЛ. За меня дышит машина! Паника захлёстывает, я распахиваю глаза и щурюсь от света заходящего солнца. Уже вечер.

– Вот и наша спящая красавица пришла в себя.

Доброжелательный голос звучит совсем близко. Надо мной склоняется седовласый мужчина, улыбается.

– Не волнуйтесь. Попробуйте поднять голову.

Пытаюсь и не могу. Тело не слушается совсем. Не сразу понимаю, что начинаю плакать.