Банк «Меркурий» возвышался стеклянной громадой в деловом центре города, словно величественный корабль из стали и тонированного стекла, бросивший якорь среди серых бетонных зданий. Солнечные лучи отражались от сотен окон-иллюминаторов, заставляя щуриться прохожих, а меня – чувствовать себя маленькой и беззащитной перед этой неприступной крепостью. Я стояла у входа, нервно теребя ручку кожаного портфеля, чувствуя, как холодный пот стекает по спине, впитываясь в шелковую подкладку нового делового костюма, словно мое собственное тело предавало меня, выдавая мой почти животный страх.

Синяки на лице удалось замаскировать толстым слоем тонального крема – полтора часа перед зеркалом с консилером, пудрой и тональной основой сделали своё дело, превратив мое избитое лицо в относительно презентабельную маску. Но каждое движение, каждый шаг всё ещё отдавался пульсирующей болью во всём теле, напоминая о пережитом кошмаре. Внутренняя сторона губы, искусанная до крови от попытки сдержать крик во время избиения, щипала, а вкус металла во рту напоминал о том, что кошмар не закончился – он только начинается.

Перед глазами, как в калейдоскопе сменяющих друг друга образов, мелькали картинки с сыном – его тёплая ладошка в моей руке, доверчиво сжимающая мои пальцы, когда мы переходим дорогу; его смешной задорный смех, звенящий как серебряный колокольчик, когда я кружу его на руках до головокружения; доверчивый взгляд карих глаз, так похожих на мои, смотрящий с абсолютной верой, что мама защитит его от всего на свете. «Когда папа вернётся?» – спросил он вчера вечером, прижимая к груди потрёпанного плюшевого зайца, свою самую любимую игрушку. «Скоро, малыш», – соврала я, проглатывая комок в горле размером с кулак, чувствуя, как сердце разрывается на части от осознания, что, возможно, никогда не смогу дать ему правдивый ответ. Как объяснить шестилетнему мальчику, что его отец, вероятно, убит из-за сомнительных дел с криминальными элементами? Как сказать ему, что теперь его жизнь висит на волоске, и только моя способность совершить преступление может спасти его?

«Соберись», – приказала я себе, сжимая портфель так, что побелели костяшки пальцев, а ногти впились в мягкую кожу. – «У тебя нет права на ошибку. Нет права на слабость. Один неверный шаг – и Денис…» – я не смогла закончить мысль даже мысленно, волна ледяного ужаса прокатилась по телу, заставив меня содрогнуться. Нет! Я не позволю себе даже думать об этом. Я выполню все, что от меня требуется. Я спасу его, чего бы мне это ни стоило.

Стеклянные двери разъехались с тихим шипением, похожим на предупреждающее шипение змеи, обдавая меня прохладным кондиционированным воздухом, который, казалось, пронизывал до костей своей стерильностью. Мраморный пол атриума был натёрт до зеркального блеска, отражая солидные колонны и хрустальные светильники, напоминавшие гигантские капли застывшей росы. Я увидела свое отражение в этом полу – маленькую, хрупкую фигурку, неуверенно застывшую на пороге, словно загнанный зверек перед логовом хищника. Охранники в строгих тёмно-синих костюмах с едва заметными наушниками в ушах внимательно следили за посетителями, их взгляды скользили по толпе, как лазерные прицелы.

Один из них – молодой, с цепким взглядом серых глаз, словно сканирующих каждого входящего – на долю секунды задержался на мне, и его зрачки еле заметно расширились. Сердце пропустило удар, а затем забилось с такой силой, что казалось, его стук должен быть слышен всем в этом огромном зале. «Они здесь? Люди босса наблюдают за мной прямо сейчас? Этот охранник – один из них? Он видит сквозь мою маску? Знает, зачем я пришла?» Паника подступила к горлу, перехватывая дыхание, но я заставила себя сделать глубокий вдох, расправить плечи и двинуться к стойке администратора с самой уверенной походкой, на какую только была способна, хотя каждый шаг отдавался болью в ребрах и заставлял сжимать зубы, чтобы не застонать.