Обретя голос, я проговорила, стуча зубами:

– Поставь меня!

Дуэйн не ответил, двигаясь к берегу.

– Дуэйн Уинстон, поставь меня, – задыхаясь, повторила я.

Мы прижимались друг к другу, и без ледяной воды, не дававшей потерять голову, мое тело согревалось о тело Дуэйна. Наша кожа была мокрой и скользкой, мои груди прижались к его рельефным мышцам, его сильные руки обнимали меня. Сил возбуждаться у меня не осталось, зато беспокоило ощущение неуместности происходящего.

Неуместности? Правда? Это ты сейчас о приличиях вспомнила?

Я променяла безумие на здравый смысл.

– Я тебя поставлю, но не хочу, чтобы ты убежала, забросив мои трусы на дерево.

– Ты это заслужил. – Я знала, на какую проделку он намекает, и невольно улыбнулась.

– Заслужил, – кивнул он и передвинул меня повыше, будто я мешок картошки и сползаю.

Мы уже были на берегу и даже вошли в лес; я хотела снова пожаловаться, когда Дуэйн осторожно опустил меня на землю, но не убрал своей лапищи с моего локтя.

– У меня там одежда. – Я без энтузиазма дернулась в сторону – тело слишком замерзло и устало, чтобы затевать сопротивление. Я покрылась мурашками и сильно дрожала.

Дуэйн наклонился и что-то поднял. Отпустив мою руку, он расправил большое одеяло и накинул себе на плечи. Затем он дернул меня к себе и укрыл мягкой тканью.

– Сперва нужно высохнуть и согреться, – заявил он, вытирая мою спину. Только тут я спохватилась, что Дуэйн и сам замерз: его тоже трясло.

Не раздумывая, я безбоязненно прильнула к нему, инстинктивно желая его согреть. Я обняла Дуэйна и принялась растирать широкую мускулистую спину, уткнувшись лицом ему в шею. Да, мы были обнаженными, но прежде всего мы были закоченевшими телами, искавшими тепла.

Практичность вытеснила ханжество.

Одеяло было огромное, оно закрывало нас от шеи Дуэйна и кончиков моих ушей до самой земли, создавая своеобразный кокон. Я очень порадовалась, что Дуэйн такой предусмотрительный, а то ж я кинулась в лес сломя голову, понадеявшись, что злость и необъяснимая ревность меня согреют.

Воспоминания о причинах утихшей ярости вновь подняли свои безобразные головы: я снова видела, как Дуэйн целовал свою бывшую. Он по-прежнему придерживал обернутое вокруг нас одеяло и прижимал меня к себе, возвращая чувствительность моим плечам и спине. Руки у него были волшебные – большие и сильные. Щекой я чувствовала биение его сердца. Прикосновения к гладкой коже, твердому, как камень, животу и мускулистым плечам разбудили во мне какой-то сумбур.

Мысли опять начали путаться, и во мне вновь зазвучала музыка – на этот раз «Коснись меня» «Дорс»[8].

Неожиданно я согрелась – мы оба согрелись, причем быстрее, чем я ожидала. Естественное физиологическое онемение проходило, и от прикосновений Дуэйна во мне разгорался странный огонь. Вскоре общее тепло сменилось с необходимого для выживания на нечто другое, выразительное и переполненное восхитительным напряжением. Дуэйн растирал меня уже медленнее, и я поняла, что дышу подозрительно часто. Это не было чисто физическим возбуждением, как в клубе. Я… попалась. На этот раз участвовало и мое сердце, а не только одурманенная часть моего мозга.

Я подняла взгляд на Дуэйна и увидела, что он на меня смотрит. В его глазах отражались звезды, и я отлично видела, что смотрит он на мои губы.

– Джессика, – прошептал он. Его руки замерли у меня на талии.

Я слегка покачала головой – движение скорее было призвано прогнать упоительное ощущение, что Дуэйн здесь, со мной. Это следовало побыстрее прекратить.

И я выпалила:

– Я не буду тебя целовать.