— Ну?

— Слушай, ты ведь не чугайстр?

***

Уверенные шаги Цимбалиста гулким эхом отражались от мрачных стен и выложенного мраморной плиткой пола. Портреты выдающихся злыдней смотрели на него с легким укором: мол, и сюда уже добрался? Не набезобразничался у себя на Чумацком Шляхе? Только Николай Васильевич Гоголь хитро улыбался и, казалось, молча и заранее благословлял любую выходку незваного гостя.

Цимбалист только улыбнулся уголками губ, снял шляпу и отвесил суровым магистрам шутовской поклон.

— Я вас тоже рад видеть, панове, — произнес приторно-сладким голосом, только в глазах — холод звездных искр, лед ночного озера, в котором сгинула не одна мольфарская душа. — Простите, что без предупреждения, но как-то так…

За одной из массивных деревянных дверей раздался громкий хлопок, а потом пронзительный девчачий визг. Цимбалист усмехнулся, юные злыдни, ай-ай-ай, надо осторожнее с практическими работами быть.

— Очень весело, — раздался недовольный голос Вий-Совяцкого, вышедшего прямо из каменной стены. — У тебя не так много времени.

— Я не виноват, что кто-то до одури жаден, — невинно ответил Цимбалист, — к тому же я не звал помощников, шановный пан ректор.

Вий-Совяцкий не изменился в лице, так и стоял, невидящим взглядом сверля несносного собеседника. На мгновение даже Цимбалисту показалось, что все же не стоит выводить из себя одного из сильнейших проводников смерти в стране. Однако… нельзя было так просто взять и не вывести Вия из себя.

Тот невозмутимо отошел, став на несколько шагов дальше. Сейчас он совсем не походил на того почти добродушного старика в халате и тапочках, укачивавшего на коленках егозу Бесеньку. Сейчас на Цимбалиста смотрел безэмоциональный, холодный, самоуверенный ректор университета. Не приятель, увы. Даже не добрый собеседник, с которым можно выпить чарку-другую.

— Это уже твое дело, — ровным голосом произнес Вий-Совяцкий. — Мое дело проследить, чтобы ты не спалил к дидьковой бабушке мой университет.

— Оу, я поражен, — заметил Цимбалист, — не знал, что дражайшая родственница Жоржа Гаврилыча столь ценит современное образование.

Однако быстро отвернулся, не зная, что может сделать Вий-Совяцкий в ответ. Все же нрав у ректора порой жутко непредсказуемый. Сердце вдруг кольнуло, Цимбалист поморщился. Плохо, то ли Андрей, то ли Кирилл дотумкали, как использовать старинный посох, валявшийся за печкой. Эх, давно стоило убрать его, да все некогда.

— Начинай, — глухо уронил Вий и сложил руки на широкой груди.

«Без тебя знаю», — мысленно рявкнул Цимбалист, чувствуя, как кожу начинает колоть миллионами тонюсеньких иголочек — явный признак, что тот чуть приоткрыл глаза и намекает не перечить.

Сделав глубокий вдох, он прикрыл глаза. Так, что тут у нас? Злыдневская горечь полыни, мольфарская свежесть еловых веток… а вот ведьминские зелья — ромашка, мелисса, кора дуба… мята характерниковых отваров. Хорошо хоть провидцы ничего такого не творят. Дар им позволяет не использовать дополнительной гадости.

Цимбалист почувствовал потоки охватившей его энергии: зеленое сияние — мольфары, пламенеющий пурпур — ведьмы, ледяная синь — провидцы, желтизна выжженной солнцем степи — характерники и непроглядная тьма — злыдни.

Только больно уж тьма эта вязкая и густая, тянется, липнет неприятно. Цимбалист поморщился и попытался ее струсить с пальцев. Эх, знал бы, что тут поработал кто-то из Верховных злыдней, послал бы всю эту компанию на Лысую гору и выпил бы душу и чугайстрова Андрейки. А стихийница? Да забери ее дидькова бабушка!