Я широко раскрыла глаза, но не могла прекратить игру. Мелодия разливалась все шире и громче; тело вдруг наполнило ощущение невероятной силы, хотелось прыгать и хохотать во весь голос. Краем глаза заметила, что Богдан улыбается. Потом он быстро подошел ко мне и вдруг мягко поцеловал в щеку.

— Девочка моя…

— Гуцол! Динка, Динка!

Меня вдруг отчаянно затрясли, и хуже того — защекотали.

— Динка, дидько тебя за пятку! Вставай, ленивая буренка, опоздаем же! — Голос взвинченной Багрищенко заставил раскрыть глаза и уставиться в потолок. Осознание всего окружающего приходило медленно.

— Тань…

Багрищенко прекратила панику и выжидающе посмотрела на меня:

— Ну?

— Мне срочно нужна сопилка. Лучше сейчас.

Танька рухнула на кровать, провела ладонью по лицу и мрачно выдала:

— М-де. Моя староста сошла с ума, — вздох, — какая досада.

12. Глава 6. По злыдневу следу

М-да. Ну, как это теперь понимать? А главное — как дальше работать?

Я мрачно рассматривал свое отражение в созданном из водных капель зеркале. Кирилл старался не ржать, но ничего не выходило.

— Это что такое? — мрачно спросил я.

Кирилл подавил очередной смешок, рвущийся наружу, и только покачал головой:

— Ну и угораздило тебя. Я, конечно, такое слышал, но воочию видеть не приходилось. Удружил прыстрастник.

Пихнув его в бок, молча махнул рукой, и зеркало рассыпалось водяной пылью. В принципе, ничего страшного. Как был, так и остался. Подумаешь, черты лица стали мужественнее, волосы длиннее, неизвестно откуда вырисовалась такая мускулатура, что мачо с экранов удавятся от зависти. Внешность и внешность. Не совсем модельная, но что-то рядом. И выражение в глазах такое… хочу все, что движется. Оно, конечно, не так плохо, но работать в университет не ходят с явными следами оргии, кхм, в ауре. А в ней вместо привычного изумрудно-зеленого цвета так и полыхали рубиновые нити энергии прыстрастника. Это ж Вий-Совяцкий как увидит, так в обморок рухнет.

— Все, Чугайстрин, — похлопал меня по плечу Кирилл, — теперь от тебя ни одна барышня не сбежит.

Я задумчиво уставился на валявшийся под ногами посох:

— Только ли барышня? Знаешь, это у западных народов имеется трудовое разделение: суккубы и инкубы. А наши работают на любом поле деятельности, знаешь ли.

Кирилл мигом посерьезнел:

— Бесполезно, на меня прыстрастничьи флюиды не действуют.

Я хмыкнул:

— Это мы посмотрим. Кстати, сам-то как? Сильно тебя приложило?

Кирилл неуверенно потер плечо и чуть поморщился. Потом дошел до поваленного прямо на берегу озера дерева и уселся на него.

— Не очень, — тихо произнес он, — просто озверел, когда сообразил, что ему влюбленный попался. Занятые душу и сердце не выпьешь никак. Вот он и взбесился.

Я плюхнулся рядом и зябко передернул плечами. Холодает, однако. Надо либо топать в дом, либо придумать, где можно еще устроить… членовредительство. А еще бы неплохо разобраться с посохом: что за артефакт и чем грозит его применение.

Кирилл нахмурился и с самым невозмутимым выражением лица отсел подальше.

— Да ладно тебе… — начал было я, но он резко поднял руку, призывая к молчанию. Пришлось тут же насторожиться, а то за болтовней опять не заметим, как к нам подкрадывается какая-то пакость.

— Знаешь, — тихо произнес он. — Чем больше я смотрю на эту штуку, тем яснее понимаю, что это не только мольфарский посох.

Я нахмурился:

— Да ну… Как бы я им овладел, если б он был иным?

Кирилл не стал спорить, но такое объяснение его явно не устраивало. Видно было, хотел потянуться к нему, но раздумал. Потом тяжко вздохнул:

— Ты как про инкубов с суккубами сказал, так вдруг пришла мысль… Бредовая, конечно, но…