Вий-Совяцкий не смутился:

— У Василия дар слишком слабый, поэтому стихийником даже не назвать. У тебя — другое дело. Вот много народу и заинтересовалось.

— Да, но, — осмелев, перебила я, — почему такое распределение?

— Тут уж личные предпочтения сыграли роль, — вновь подал голос сидевший затылком и повернулся ко мне.

По коже пробежали мурашки. Мамочки, это же тот самый… злыдень… Вовк!

Кажется, на моем лице все было написано крупными буквами, потому что он обворожительно улыбнулся и покачал головой:

— Спокойнее, юная барышня, не съем.

Я бросила беспомощный взгляд на Шаленого, однако тот был совершенно спокоен. Впрочем, Вий-Совяцкий и остальные — тоже.

— Видите ли, Дина, — осторожно начал Вовк, — я врагом университету и его студентам никогда не был и не буду.

— Он только меня не любит, — внес ясность Вий-Совяцкий.

— Да, — подтвердил Вовк, — но к твоему делу это не относится.

У меня пропал дар речи. Ну да, конечно. Я по собственной воле торчала у того камня, а потом провалялась у Саввы Геннадиевича в лазарете, восстанавливаясь от энергетического истощения.

— То есть как не относится? — хрипло спросил Андрей Григорьевич. — Вы же чуть ее не угробили!

— От инициации силы еще никто не умирал, — сухо заметил Вий-Совяцкий, — а вот пробудить силу — задача не из легких. Требовалось создать ситуацию, в которой Дине ничего бы не оставалось, как проявить себе. Теперь ее мало кто рискнет тронуть.

Я только хлопала глазами. Сумасшедшие! Я до смерти там перепугалась, а они — сила!

— Но сказать-то можно было? — исподлобья я посмотрела на ректора. — Что это за эксперименты? А если б что-то пошло не так?

— Это не эксперименты, как вы изволите выражаться, панна студентка, — вдруг подала голос Солоха. — Это необходимость. Знай вы настоящую суть вещей — никогда б не было того букета эмоций и концентрации сил.

На душе стало мерзко и гадко. Умом кое-как понимала, что сделали все верно, а вот душой… нет, душой никак не понять Тяжко вздохнула и вновь уставилась на свои тапки. Ничего умнее в голову не пришло.

— И что… все это ради меня только?

Вовк покачал головой:

— Увы-увы. Хотя, конечно, мы бы многое отдали, чтоб дело обстояло именно так.

— А можно уже не темнить? — достаточно резко бросила Ткачук. — Что тут происходило? Почему умер Кормильцев? Куда делся Дожденко?

— Тише-тише, — Вий-Совяцкий даже приподнял руку. — Сейчас все узнаете.

Чугайстрин-старший неожиданно вздохнул и бросил на сына странный взгляд. Сцепил руки и посмотрел на них.

— История эта тянется еще с рождения Андрея, — произнес он.

Я заметила, как Андрей Григорьевич вздрогнул, но тут же взяла в себя в руки. Солоха покрутила лейку в руках, словно раздумывала, кого бы из присутствующих полить кроме бедного кактуса.

— По материнской линии Аин, мать Андрея, принадлежала к старинному роду Эйдриан, славившемуся далеко за пределами Великобритании. Однако в этом роду никогда не было мира. Особенно не ладила она со своим двоюродным братом — Деем Эйдрианом и его матерью Гвен. Уж не знаю точно, каким образом распределяются магические способности у баньши, но выходило так, что они доставались самому младшему мальчику в семье.

Я чуть не ойкнула, но вовремя прикрыла рот рукой. Вот это да! Судя по выражению лица Андрея Григорьевича, он тоже это все услышал в первый раз. И только Ткачук почему-то нахмурилась.

— Погоди, — неожиданно произнесла она, почему-то обращаясь к Вию на «ты». — Помнится, упоминалось имя Аин Кервален, а не Эйдриан.

Тот только пожал плечами:

— Дорогая моя, тут все просто. Кервален — фамилия отца Аин. Поэтому никто и не мог подумать, что премерзкие баньши решат тут разгуляться.