— Вообще-то ежей, — хмыкнула я. — Но оставим зверинец в покое. Чугайстрин забрал меня из универа, чтоб ненароком не вляпалась.

— Во что? — нахмурился Богдан. Что ж, в душевную доброту чугайстров он явно не верил. А зря. Если б уж Григорий Любомирович что-то хотел, то, скорее всего, уже б и сделал.

Я показала ему мосяжный перстень:

— Это оберег. К обручальным кольцам он имеет такое же отношение, как Дидько к труппе балерин.

Богдан хмыкнул:

— Ну-ну. И в чем же его гениальный план?

Я пожала плечами, пока всей правды все равно ему не скажу.

— План в том, чтобы все думали, что меня забрали силой. Никто не должен знать истинной причины.

— Я тебя покусаю, — раздраженно выдохнул он, — почему?

— Потому что злыдень, — хмыкнула я. — Потому тоже хочет стихийных сил.

Богдан озадаченно моргнул:

— Что за бред?

Я вздохнула и пристроила голову у него на плече:

— Однажды, двадцать шесть лет назад на Лысой горе провели один ритуал…

 

 

***

 

 

— Так все же? — Саша нехорошо прищурилась, прожигая взглядом сидевшего напротив Вий-Совяцкого. — Это он?

— Он? — чуть приподнятая бровь, сочувствующий взгляд, словно родная-любимая внученька обо что-то сильно стукнулась головой. — Милая моя, не могу понять, о чем ты.

Саша с трудом удержалась, чтобы не зарычать. Ну, водит за нос уже второй час. Это ж ни в какие рамки не лезет!

Видимо, чуя витающую в воздухе грозу, Бесенька лишь молча влез в Сашину сумку, нашел там котлету в тесте и деловито ее уплетал, не рискуя крутиться рядом с Вием. Саша, безусловно, все это безобразие наблюдала с особым вниманием, но шлепать маленького беспризорника сейчас было некогда. К тому же эта котлета ей не особо-то и нравилась.

— Все основатели университета — крайне уважаемые люди, — вкрадчиво произнес Вий-Совяцкий. — Подумай сама, зачем Чугайстрину рушить собственное детище?

Саша всплеснула руками:

— Опять двадцать пять! Почему именно Чугайстрин? Я не про него!

— А про кого? — Вий-Совяцкий сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. И это после часа родственных разборок в духе «Ты все сразу знал!» — «Кто? Я?».

— Возвращаемся к началу, — ехидно произнесла Саша, — у нас есть еще Рудольф Железный, которому не то, чтобы откровенно плевать на университет, но, скажем так, многозначительно индифферентно.

Вий-Совяцкий закатил глаза:

— Прошу, избавь меня от своих странных выражений.

— Они не странные, — буркнула Саша. — Но кроме этих существуют еще трое основателей университета.

Вий-Совяцкий кивнул, подтверждаю и без того ясную истину.

— Разумеется, радость моя. Есть. И еще как есть. Вот, например, Екатерина Багрищенко. Прабабка одной из наших студенток. Думаю, сама догадаешься, какой именно. Хорошая женщина, с жестким нравом. Только есть одна проблема — умерла несколько лет назад.

— Пятнадцать, — буркнула Саша, прикрывая глаза и понимая, что дед сейчас опять заведет не в ту степь.

— Есть еще Назар Горб, — услужливо подсказал Вий-Совяцкий самым невинным тоном, — характерник незабвенный, которого я видеть не могу. Но и он, увы, пропал без вести еще раньше, чем умерла Багрищенко.

— Но остается Вовк, — заметила она. — Внезапно даже злыдень. Не находишь никакой связи?

— Может, и нахожу, — задумчиво протянул он, — а может, и нет. Сама подумай — зачем Вовку рушить университет? Он вбахал в него столько же сил, сколько и остальные.

Саша нехорошо прищурились и подалась вперед:

— Да, а почему ж ты тогда не говоришь, что из пятерки основателей он больше всех тебя терпеть не может?

— Ну-у-у… — Вий-Совяцкий невозмутимо посмотрел на вскарабкавшегося по ножке стола Бесеньку. — Рудольф тоже не в восторге от меня. Но это не мешает общему делу. Вовк, видишь ли, был амбициознее всех. Хотел подгрести университет под свое крыло. Ну и, соответственно, имел несогласие остальных по этому поводу.