Нервно сжимая ремешок дорожной сумки, перекинутый через плечо, я шла по ухоженным дорожкам симпатичного парка, окружающего замок. В отличие от Солна, изнывающего от жары, здесь, в Кэнтоне, стоит приятная погода: солнышко светит, щебечут птички, смеются дети у фонтана… а я по доброй воле иду к инквизиторам, с которыми зареклась иметь дело. Что ж, как говорится, не зарекайся…

Вот и замок. Остановившись, я взглянула на инквизиторскую обитель. Для своего почтенного возраста замок выглядит неплохо: хоть и осыпалась кое-где каменная кладка, но нигде ничего не покосилось, а крыша, окна и большая красная дверь в хорошем состоянии. Насколько я помню, этому строению двести с копейками лет, и возведено оно во времена расцвета инквизиции. Серый камень, строгая форма, никаких декоративных элементов – при стройке явно не задумывались о красоте, лишь о функциональности. А где-то там, внизу, под замком, вырыты ходы, ведущие в самые важные локации города. В путеводителе, который я читала в дороге, сказано, что некоторые из этих ходов открыты для посещений.

Решившись, я пошла к гостеприимно раскрытой красной массивной двери и, войдя, оказалась в переходе; вверху удерживалась устрашающего вида решетка. Интересно, на ночь ее опускают? Я прошла дальше, во внутренний дворик.

А здесь мило. Перед главным входом оборудован фонтан, наверняка освященный друидами, разбиты клумбы и установлены красивые скамьи с фигурными ножками. У фонтана милуется молодая пара, степенная рини оценивает цветочки, а юный послушник с печатью невыразимого страдания на лице стрижет кусты у крыльца.

«Все не так уж и страшно», — убедила я себя и пошла к крыльцу. Двери открылись, и наружу выбежала заплаканная девушка; мы едва не столкнулись.

— Вы тоже на собеседование? Бесполезно! Они никого не берут! — сказала девушка, затем шмыгнула носом и по-детски, кулаком, утерла слезы.

— Вы о чем? — спросила я.

— Да об этой доставучей инквизиции! Я идеальная да́ра, а они меня не пропустили! Подумаешь, восемнадцать лет… Я что, малолетка какая-то? С какой стати они пропускают только двадцатилетних, а?

А-а, вот в чем дело… С тех пор как Магари Кинберг, уроженка Кэнтона, ушла в холмы и вышла замуж за неблагого сидхе, девушки Вегрии с ума посходили, и началась настоящая истерия под названием «замуж за сидхе». Юноши тоже не отстают, посылая анкеты на роль человеческих любовников дам-сидхе, причем именно неблагих. Это связано с тем, что король неблагих Ириан, с чьим приходом к власти мы вошли в новую эру, взял курс на сближение с людьми.

Достав из сумки платок, я протянула его девушке и сказала:

— Не расстраивайтесь. В холмах вовсе не так хорошо, как кажется, особенно в холмах неблагих.

— Вы были там? — с надеждой спросила юная рини и, взяв платок, звучно в него высморкалась.

— Нет, но я…

— Тогда и говорить нечего! — заявила девица и ушла, швырнув использованный платок за крыльцо; платок упал прямо на куст, который подстригал послушник.

— Да что же вы творите-то, а? — возмутился он и почему-то посмотрел на меня. — Вроде взрослая женщина, а свинячите!

— Это не я, это... — растерялась я и повернулась к девушке, но та уже была далеко. Вот же резвая какая!

— Правильно мастер говорит: оскотинились люди, — проворчал послушник, ножницами прихватывая платок и бросая в мешок, в который собирал листья и прочий мусор.

— Но это не я платок бросила!

Паренек то ли не расслышал меня, то ли не желал слышать; ругаясь под нос, он продолжил стричь куст. Вздохнув, я открыла дверь и вошла в замок. Какое ретро: шахматный пол, большая лестница с красным ковровым покрытием; стены с гобеленами, изображающими символы защиты от сверхов. Однако самой защиты нет: я не почувствовала ни единого признака охранных заклинаний. Едва я успела оглядеться, ко мне подошел монах в черном одеянии.