Все, стоп! Думай о чем-нибудь другом, только не об этом! Но вы же знаете, как это бывает, когда стараешься не думать о чем-нибудь конкретном? Вот именно!

Кое-как, но мне удалось привести свои мысли в порядок и урезонить не к добру разгулявшееся воображение. Понять-то я себя тоже могу: здоровый мужик, долгое время не знавший женской ласки – это страшное дело! Хотя, я так и не вспомнил, занимался я когда-нибудь любовью или нет? Но что-то мне подсказывало, что с этим делом у меня все было в порядке.

Из-за «душевных терзаний, я даже не сразу обратил внимание, что мои покалеченные конечности шевелятся куда бодрее. Не совсем, конечно, как здоровые, но и особых проблем не вызывали. Как говорится – терпеть можно. И даже ходить, немного «припечатывая шаг» и подволакивая ногу. Одним словом я теперь – «джаз нога» или рубль двадцать[17].

На кухне, куда я доковылял, чтобы хлебнуть кипяточка (на большее я и не рассчитывал, и так уже вчера обожрал товарища капитана), обнаружился Трофим Павлович собственной персоной.

– А! – Добродушно улыбаясь, капитан протянул мне руку. – Проснулся уже, герой? А сестричка твоя, неуемная, уже на работу спозаранок умотала. Даже слушать меня не стала – стыдно говорит, людям будет в глаза смотреть…

– А вы сами, Трофим Павлович, отчего не на службе? – поинтересовался я.

– Так я всю ночь промотался… – Нахмурился Заварзин, тяжело навалившись локтями на стол. – На шестом проезде опять разбой с мокрухой, да с тяжкими телесными… Только вот такого, как ты, среди потерпевших не нашлось… Совсем твари человеческий облик потеряли! – Он с хрустом сжал кулаки. – Ничего не боятся! Знают, суки, что мы за всем поспеть не можем – людей мало… Ладно, что мы все о скорбном? Ты это, Мамонт, давай, садись к столу – позавтракаем, – щедро предложил капитан. – У меня даже чай с сахаром имеется, да и хлеба немного найдется!

– Неудобно как-то, Трофим Павлович… – Попытался отказаться я от угощения. – Я просто кипяточка…

– Неудобно штаны через голову одевать! – Буркнул капитан. – Садись, говорю – не обеднеем!

– Спасибо, товарищ капитан, – произнес я, падая на табуретку. Левая нога немного «подклинивала», но я потихоньку приспосабливался.

– Не за что, Мамонт! – ответил Заварзин, наливая мне кипяток в граненый стакан. – Это я тебе, и таким же ребятам и мужикам, кто за нас на фронте жизней не жалел, спасибо сказать должен!

– Так и у вас служба не мед, Трофим Павлович, – возразил я ему. – Эта мразь бандитская подчас куда опаснее немца будет! И ваших парней сколько на службе гибнет? Нет, товарищ капитан, одно мы с вами дело делаем – Родину от всякой нечисти, да погани защищаем! А внешний это враг, или внутренний – нету никакой разницы!

– Согласен, младшой! – согласился Заварзин. – Ты, давай, чай-то пей! И с сахаром, с сахаром наяривай! Тебе такому здоровому в кондицию нужно приходить! Ешь, не стесняйся! – И он подвинул ко мне вазочку с колотым желтым кристаллическим сахаром и небольшой горбушкой хлеба, лежащей сверху. – И никаких возражений не принимается!

Ну, что ж, пришлось мне расправиться с этой горбушкой, как бы не ныла моя душа, что я бессовестно обжираю такого замечательного человека. Конечно, насытить мой организм таким количеством пищи было проблематично, но хотя бы острые голодные позывы удалось заглушить.

Да и душистый чаек с сахарком вприкуску пришелся как нельзя кстати.

– Чай у меня отменный! – похвалился Заварзин. – Не то, что морковный, или там травяной какой из иван-чая. Самый настоящий – мне друзья из Узбекистана недавно прислали. Так что наслаждайся, боец! И восстанавливайся поскорее! А то, может быть, понадобится твоя сила для новых подвигов. И не только физическая, – намекнул он мне про Магический Дар. – Нам бы хоть одного Силовика в отдел… – мечтательно произнес он.