Пыль рассеивается. И вправду, по правую сторону мы проезжаем импровизированный эшафот — грубо сколоченную деревянную платформу с перекладиной, к которой уже привязаны верёвки.
Трое до зубов вооружённых мародёров стоят рядом. Один вертит в пальцах круглый, светящийся артефакт. Второй держит верёвку, на другом конце которой — связанная девушка. У третьего во рту торчит сухая травинка.
За платформой мужчины и женщины. Все в пыли, в лохмотьях. У кого-то связаны руки, кто-то просто стоит с опущенной головой. Один старик сидит прямо на земле. Кто-то шепчет молитвы.
А напротив, словно перед сценой, на груде деревянных ящиков восседает мой недавний знакомый — Саар Аль’Саэн. Он выглядит как зритель или режиссёр жестокого спектакля.
Насыпь прямо на дороге, её не объехать. Путь будто нарочно забаррикадирован.
— Что за… — шепчет дозорный, но его голос тонет в шуме ветра.
Мародёр резко дёргает за верёвку, и девушка почти падает на него. Он ловит её, тянет за волосы вверх, будто демонстрирует трофей.
Саар довольно хмыкает и небрежно что-то бросает одному из своих, точно кидает кость собаке.
Я не могу отвести от Саара взгляда. Он сидит на ящиках, развалившись, как на троне. Его золотистые волосы стянуты назад и перевязаны тонкой лентой, на коленях перчатки из дорогой кожи.
Он делает вид, что не обращает на нас внимания, но я точно знаю: Саар всё видел с самого начала.
Я медленно спешиваюсь. Мои спутники тоже: дозорный и Вин встают чуть впереди, заслоняя меня.
— Доброго дня, милая, — тянет Саар, как только мы подходим ближе. — А что за идиотский конвой? Ты что, на прогулке? Эти земли опасны, — он поднимается, осторожно балансируя на ящике, и мгновенно спрыгивает, оказываясь рядом. — Где твой песик-хранитель? От него хотя бы есть толк: он кусается.
Двое мародёров подходят ближе, и мои спутники отступают. Я не двигаюсь. Только приподнимаю бровь.
— День добрый, шайр, — отвечаю. — Нам бы хотелось проехать, только вот вы мне мешаете.
— Я? Мешаю? — Он вскидывает брови, будто не верит, что его осмелились обвинить. Но в глазах пляшет откровенное веселье.
— Да, вы.
Саар обходит меня, внимательно осматривает, потом улыбается.
— Дерзишь, милая? Только вот я слышу, как у тебя сердце бьётся, как у пойманной птички.
— Это от скуки. Вы слишком долго подбираете остроту, — парирую я. Но он прав: сердце стучит в ушах, как барабан на казни.
Аль’Саэн щурится, в его взгляде появляется блеск: насмешка, наслаждение, нечто безумное и… красивое. Как солнце, отбивающее свет от лезвия.
— Ну, раз скучаешь… — медленно говорит Саар. — Может, я развлеку тебя.
Он делает жест рукой.
Девочки, завтра принесу визуалы Саара — выберем его большинством. А пока знакомьтесь: ещё одна история нашего литмоба:
https://litnet.com/shrt/99UH
30. 24. Проси
Его ленивый жест мгновенно приводит в движение всех мародёров. У двоих в руках вспыхивают хлысты, сотканные из магии, дрожащие в воздухе, как затаившиеся змеи. Нет, они не касаются плоти. Их используют для запугивания. Хватает минуты, чтобы расставить людей напротив петли. Секунды достаточно, чтобы дать понять: вздёрнуть могут в любой момент.
— Святая Аквария... — выдыхает Вин у меня за спиной.
— Он кнаэр Вольного города, — шепчет дозорный. — С ним не стоит воевать. Лучше договориться.
Кнаэр — это как император. Вольные города независимы друг от друга и различаются только именем владыки.
— Боюсь, вы правы, — тихо отвечаю я.
Мародёр с верёвкой подходит ближе и дёргает её так резко, что девушка на другом конце падает на колени перед Сааром, поднимает взгляд — в её глазах застывший ужас.