– Это не простая полиция, а особые части госбезопасности, – сказал Чарли Кан, и проповедник заметил, что его собеседнику не по себе. – Они подчиняются лично генералу Альмайо. Что-то такое назревает, можете мне поверить. Я знаю эту страну.

Из «Кадиллака» вышла молодая женщина, и после недолгой, но бурной перепалки с одним из солдат тот в конце концов схватил ее под локоть и подтолкнул к входу в кафе. Она остановилась в дверях, выбросила наружу сигарету и сказала солдату по-испански несколько слов явно нелестного свойства, поскольку тот угрожающе поднял автомат, но, впрочем, тут же опустил его. Женщина пожала плечами и потеряла к нему всякий интерес. С первого взгляда на нее доктор Хорват решил, что она американка. У нее был явно англо-саксонский тип лица с выражением той искренней, открытой доброжелательности, которая немедленно ассоциировалась у него с американским жилищем, белокурыми юношами с подстриженными ежиком волосами и университетскими спортивными площадками. Казалось, что незнакомка и сама только что прибыла из какого-нибудь «кампуса», по крайней мере, таково было первое впечатление, которое она произвела на него. Доктор уже собрался было приветливо ей улыбнуться, но, приглядевшись получше, заметил, что она пьяна и держится за стену, чтобы не упасть. Она задержалась на несколько мгновений в дверях, опершись рукой о стену и с вызовом разглядывая присутствовавших, затем нарочито уверенным шагом подошла к одному из столиков, села и закурила сигарету. Она была красива, с тонкими чертами, гармоничность которых говорила скорее о некоторой творческой преднамеренности, чем об игре природы. Восхитительный пухлый рот своими очертаниями свидетельствовал о странной уязвимости: он был беззащитный, как у ребенка. Чуть вздернутый нос и каштановые со светлым отблеском волосы придавали лицу мягкое, нежное выражение. Она достала из кармана очки и принялась, не скрываясь, разглядывать присутствовавших одного за другим, затем снова убрала их в карман. Ей было не больше двадцати четырех лет, и вид этой юной американки, сидевшей здесь закинув нога на ногу и курившей в состоянии явного опьянения, глубоко опечалил доктора Хорвата. Он решил поговорить с ней при первом же удобном случае, расспросить ее о родных и об обстоятельствах, в силу которых она оказалась в таком месте и в таком состоянии.

Капитан Гарсия, похоже, прекрасно знал ее. Он взял бутылку и стакан, покинул барную стойку и, подойдя к ее столику, сказал девушке несколько слов по-испански с явным и весьма неожиданным уважением. Та, не ответив, пожала плечами, но бутылку взяла и наполнила стакан до уровня, который заставил доктора Хорвата нахмуриться. Похоже, она была привычна к пульке и маленькими глотками выпила сразу половину стакана, затем снова окинула всех равнодушным взглядом, явно скучая. Тут только, кажется, она заметила Чарли Кана и подняла руку в дружески-фамильярном жесте.

– Hello there[9], – сказала она. – А вы какого черта тут делаете?

Чарли Кан подошел к ее столику и тихо сказал ей что-то.

– Понятия не имею, старина, – равнодушно ответила молодая женщина. – Думаю, ничего особенного, но в любом случае, вы же сами знаете, пока у Хосе есть армия… Скорей всего произошла какая-то заварушка и Хосе послал своих людей защитить нас, что они и делают со своей обычной неуклюжестью. Я поехала на уикенд к друзьям, у них поместье в Бастухос, и тут явились эти грязные олухи и велели мне ехать с ними. Я даже вещи не успела собрать. Сто раз говорила Хосе, чтобы он отправил своих молодчиков на стажировку в Штаты, там их научили бы хорошим манерам, но вы же его знаете. Ему нравится окружать себя всякими скотами. Помните его любимую поговорку? «Не предают только собаки». Ну, он скоро все устроит…