Когда вахтёр и по совместительству тайный агент ЦРУ дядя Гриша рассказывал мне о случайно подслушанном разговоре, я себе эту картинку прямо-таки в лицах представляла.

– Уж я-то знаю, что стервь наврала с три короба, – вещал старик, отпаивая меня крепким сладким чаем. – Гнилая, мерзавка, насквозь. Как яблок подмороженный. Я ж из ума ещё не выжил. Помню, как она тут бегала, зубками своими кроличьими сверкала… Где пробежит, там скандал. Куда ни глянет, там истерика…

Самое смешное, что дядя Гриша даже не преувеличивал. Все знали, что Жаннет та ещё энергетическая вампирша. Она прямо-таки кайф ловила от чужой беды. Но эта её выходка вбила последний гвоздь в крышку гроба наших отношений. Больше никакой дружбы на публику, ни ради имиджа, ни ради рекламы. Развяжусь со спором и забуду про Жанку Кац как про страшный сон.

Вот только если бы с проклятым спором было так легко развязаться! Дни и ночи напролёт, недели я думала о том, как выкрутиться из ситуации, в которую сама себя загнала, но выход никак не находился. В конце концов я скатилась в такую глубокую депрессию, какой свет ещё не видывал. Стыдно признаться, но от безысходности я опустилась даже до Якуба Чеха.

Во-первых, он тоже был хоккеист и красавчик. К тому же всегда строил мне глазки, улыбался и не единожды предлагал пропустить по паре бокальчиков «Плзни» (Прим.автора: Pilsner Urquell или Плзень. Самый известный сорт чешского пива. Чехи считают его вершиной своего творения и называют жидким золотом) у него в номере. Однако и тут меня ждал облом. Напившись, Якуб переходил на чешский, включал ретроспективу чешского хоккея и мог часами рассказывать о Яромире Ягре под песни Карла Гота, не замечая того, что рядом с ним находится красивая, полуобнажённая девушка. На первом же свидании мне стало ясно, что уж лучше проехаться голой на глазах у всех зрителей Большой игры, чем вот это вот всё.

В августе, когда я уже совсем было смирилась со своим поражением, зимний стадион тряхнуло от нового слуха. Оказывается, я решила подкупить сопляка из третьей пары защитников, Алёшку Бунина, но он мне благородно отказал.

С Алёшкой мы учились на одной параллели, а в восьмом классе на летних сборах я ему поставила фонарь под левым глазом за то, что он меня на спор за задницу ущипнул. Отомстил, называется, гадёныш, за былую обиду.

– Чем тебя Жаннет купила? – устало спросила я у подлеца.

– Тебе не понять. А впрочем… – Алёшка похабно усмехнулся. – Я готов тебе помочь выиграть, если ты, в свою очередь…

– Забудь. – Меня аж передёрнуло от отвращения. – Я столько не выпью.

До октября я вяло размышляла над тем, не признаться ли во всём папке, чтобы он сумел подготовиться к предстоящему удару… И на второе дерби (Прим. автора: Спортивная встреча двух соперников из одного города или региона) первого круга пришла без особого настроения. Хамила зачем-то жене Сергуни Вольфа, которая упала на нас с чистого неба, внезапно и жестоко, как зной посреди февраля. Хлебала детское шампанское, изображая отчаянное подпитие, зачем-то попыталась просочиться на закрытую хоккейную вечеринку, хотя делать мне там было совершенно нечего... Закончилось всё тем, что, наревевшись до икоты, я забралась в какой-то чулан и на полном серьёзе размышляла, что, наверное, проще наложить на себя руки, чем признаться во всём папке.

Всё равно жизнь не удалась. Спортсменки из меня не получилось, журналистка я посредственная, невнимательная дочь, даже женщина так себе, потому что все мужики только и норовят, что вытереть об меня ноги.