Я ждала в газетах объявления о своем чудесном воскрешении, но не дождалась. Очевидно, никто не стал оповещать журналистов о дополнительных выживших. 

Я не знала, к добру это или нет, но тоже пока не стала объявляться. 
Сначала решила найти Сола Ёрока, импресарио, уехавшего по поручению Дягилева подготавливать гастроли труппы в Америке, и, после разногласий и отъезда труппы на родину, так и оставшегося в Нью Йорке. 
Судя по тем нескольким письмам, что я получала от него еще до того, как в моей жизни появился Дикий Даниэль, дела у Сола шли хорошо. 
Он стал импресарио одной из популярных оперных певиц, представлял ее интересы. 
Кроме этого, брал под крыло начинающих артистов оперы, как я догадывалась, обременяя их серьезными контрактами, где ему отходила львиная доля прибыли. 
И в последнем письме Ёрок признался мне, что мечтает сделать балет популярным в Соединенных Штатах. 
Гастроли труппы Дягилева уже прокатились по самым крупным городам США и  Латинской Америки, сверкнув ярким бриллиантом и сделав хорошую рекламу балету. 
Конечно, полноценных балетов никто еще не ставил в Нью Йорке, да и людей, способных на это, не было, но небольшие интермедии, спектакли «экстраваганца», которые шли либо до начала оперы, либо в антракте между действиями, становились все более популярными. 
Вот только хороших танцовщиков не было. Дягилев показал, как это может быть, задал уровень,  и уехал, увезя всех звезд с собой и оставив только призрачную мечту и желание стремиться к совершенству. 
Сол загорелся идеей, увидев невероятный отклик у американской публики на балеты труппы «Русских сезонов». 
И вспомнил обо мне. 
В последнем письме он приглашал меня в Нью Йорк и обещал славу и деньги. 

Я как раз обдумывала его предложение, когда меня увидел Дикий Даниэль. 
И одним взглядом разрушил все мечты. 
Два месяца с ним повергли меня в какое-то полуобморочное состояние, ужасное и тягучее. Все помыслы были направлены только на то, чтоб найти выход из клетки, в которую он меня загнал. 
Сбежать. 
Я не думала о будущем в тот момент, когда убегала от него. 
Я желала лишь вырваться из его лап. Не помнить. Не думать. 
Затем был Шербур и «Титаник». 

И вот теперь у меня, словно в ответ на  мои молитвы, появилось время, чтоб прийти в себя. 

Я продала часть драгоценностей, что дарил мне Даниэль, и теперь у меня  было достаточно средств для путешествия и даже для обустройства жизни на первое время в Нью Йорке. 
Мадлен, получив все необходимые документы о смерти мужа, тоже не стала задерживаться в Галифаксе. 

В итоге, через две недели после высадки на деревянном пирсе Галифакса, мы уже ехали по железной дороге в вполне удобном вагоне второго класса. 
У Мадлен не было средств совершенно, но была надежда на выплату страховой. 

Пока что за нее платила я, но в будущем она клялась вернуть мне долг сторицей, с процентами. 
Мне же не столько были нужны ее деньги, сколько поддержка. И та легкость и уверенность в собственных силах, которой она умудрялась заражать меня. 
Нью Йорк встретил пронизывающим ветром, что казалось странным в  конце апреля. 

- Ох, что-то мне здесь уже не нравится, - поежилась Мадлен, с опаской косясь на крикливых нью-йоркских извозчиков, ловивших пассажиров прямо у дверей вокзала, - грязно так…

Я огляделась, тоже не найдя ничего интересного на улице, кроме здания вокзала и разнообразных заведений самого сомнительного свойства, махнула рукой ближайшему извозчику. 

- Анни, ну что ты делаешь? – прагматичная Мадлен тут же сделала жест, оказываясь от услуг уже подлетевшего мужчины , одетого в странного вида картуз, - они тут дорогие наверняка! Пошли немного в сторону, там возьмем дешевле!