- Аа-а, ты про Марго. Да-а, ничё-ё так. Симпотная деваха, – одобряет мой выбор Сава. Как будто мне его мнение надо. – Говорят, к ней многие подкатывали. Из наших. И даже оттуда. – Он показывает взглядом куда-то в потолок. – Говорят, ей золотые горы обещали. И угрожали.
- И как успехи? – спрашиваю и сам не понимаю, зачем мне знать ответ.
- Да никак! Она их в жопу всех посылала! – пожимает он равнодушно плечами. – Так что как подкатывали, так и откатывали. Ни с чем.
- Не по карману, что ли? – на мгновение снова нехотя отрываю взгляд от сцены и кошусь на Саву.
- Не по зубам, Русый. Никому не по зубам, – с некоторым сожалением вздыхает придурок. – Строптивая, говорят, сучка. С яйцами. Но тебе, может, и даст разок-другой. Хочешь, мы с пацанами скинемся и купим её для тебя?
- А хочу! – с вызовом смотрю на него. – Только, подозреваю, у вас с пацанами купилка как и у всех остальных обломается.
Суть в том, что такие как Сава только языком умеют трепать, как помелом. На большее они не способны.
- Обижаешь, Русый. Для тебя – любого хоть из-под земли… Да хоть с того света! Знаю я одного человечка…
Ага. Как же. С того света…
- Сава, ты мне-то хоть не заливай.
- Да вот те крест во всю грудь!
Этот утырок истово осеняет себя крестом. Трижды.
А на самом клейма ставить негде. С малолетства по колониям. Святоша тоже мне выискался. Мать его за ребро… Если б не фарт с последним адвокатом, ходил бы сейчас в полосатом строю по зоне. Смотрел бы на небо в клеточку через окно в решёточку.
- Ладно-ладно, Сава. Кончай пяткой себя в грудь бить. Лучше вон если такой шустрый, подсуетись, чтоб эта звезда на моём дне рождения засияла. Или слабо?
Движением головы показываю Саве на сцену. Под дружное улюлюканье бритоголовых пацанов певичка садится к одному из них на колени. Затем, вскинув руку, проводит пальцами по лицу другого.
То, как он её обнимает, вызывает во мне странное чувство. Неудобное и неуместное.
Меньше всего сейчас мне необходимы эмоции. Больше всего – холодная голова…
Вновь поднимаю взгляд на певичку. Она поёт какую-то лабуду, от которой у половины из отморозков в зале нестерпимо чешется в штанах.
Впрочем, я им не прокурор. Не осуждаю.
У меня и у самого наверняка зуд в члене бы начался, если бы я был сейчас там, в общем зале. Рядом с певичкой. Если б она сидела сейчас на моих коленях. Если бы трогала кончиками изящных пальцев моё лицо…
Она будто чувствует.
Знаю, не может меня видеть, но вскользь бросает взгляд как раз туда, где сижу я. Тут же смущённо краснеет, вскакивает с чужих колен и птицей взлетает обратно на сцену.
Нехотя отвожу глаза и снова смотрю на Саву.
- Ну, что, Сава? Если доставишь певичку, скажу спасибо. А не доставишь, будешь последним треплом.
Я толком даже не понимаю, как кой ляд мне сдалась эта девка. На кой хрен прошу Саву приволочь её ко мне в дом?
Ладно, допустим, дом не мой, но что это меняет?
- Обижаешь, Русый, – насупливается Сава, как сыч. Обиженку из себя строит, рожа бандитская.
Затем, ничего не говоря, просто вскакивает с дивана и уходит.
Девицу эту, Марго, он, к сожалению, не приведёт. Что, кстати, наверное, и к лучшему. Мне только девок в доме не хватает. Но пока Сава будет пытаться выслужиться, я хотя бы посижу в тишине. И удовольствие получу, слушая голос и глядя на хорошенькую мордашку.
Остальные бойцы, не обращая внимания ни уход Савы, ни на наш с ним диалог, продолжают гулять.
А я наконец-то снова бросаю взгляд на сцену…
Увлёкшись певичкой, на время я почти забываю о Саве и о том, куда и зачем он свалил.