Помог пусть не вычеркнуть из памяти те события, но хотя бы научиться жить с ними. Помог не считать больше себя грязной и не пытаться каждый раз содрать эту грязь ногтями вместе с кожей.

И сдохнуть от безнадёги, жалея себя, мне не позволил тоже он.

Я обязана ему всем, что имею.

- Марго, ну, сколько уже можно? Откуда в такой красотке столько мазохизма? – возмущается Михаил, качая головой. Только мы оба знаем, что он всё равно не устоит и расскажет. – Каждый год ты просишь… Об одном и том же. Попроси уже о чём-то другом.

- Ну, Ми-иш, – улыбаюсь заискивающе.

Я, правда, каждый год в этот день уговариваю Михаила рассказать о том, как он спас меня. Не знаю, зачем. И не знаю, почему он соглашается.

Наверное, Мише это позволяет почувствовать себя важным и нужным. А мне себя – живой, несмотря ни на что.

Ну, или как вариант, он прав, и я мазохистка…

- Ты знаешь эту историю наизусть, – дурашливо щёлкает он меня по носу. – Но так и быть, расскажу.

Я закусываю нижнюю губу от волнения. И Михаил ожидаемо сдаётся и начинает рассказ.

- В тот день я возвращался со дня рождения друга. Он жил в соседнем коттеджном посёлке. Начинало темнеть, и я хотел сократить путь. Свернул с трассы и поехал по дороге через вашу Платину.

- Миш, ты раньше вроде говорил, что со встречи с одноклассниками ехал, – припоминаю я прошлогодний рассказ моего отважного спасителя.

- Ну, да, так и есть, – кивает он задумчиво. – У Кольки каждый день рождения так проходит. Почти все одноклассники приезжают поздравить. Он у нас всеобщий любимец. Наверное, ещё с первого класса.

- Ладно, чёрт с ним, – машу я рукой, желая услышать историю о себе, а не о каком-то Кольке. – Давай, дальше.

- Ну, ехал я, значит, через Платину. Смотрю, один из домов полыхает. И главное, пусто вокруг. В посёлке, как будто ослепли все или вымерли. Подумал, странно это как-то. Хотел уже звонить в пожарную часть. А потом увидел тебя… В синяках, в каких-то лохмотьях лежащую в яме между забором и кустами сирени.

- Испугался за меня, да? – окидываю Михаила благодарным взглядом.

- Какое там! – усмехается он, возвращая взгляд, в котором не составляет труда заметить нежность и заботу. – Не успел. Выскочил из машины, подбежал, а ты открыла глаза и шепнула что-то типа: спасите, он убил отца. Я понял, что дело плохо. Ни пожарные, ни менты – никто не поможет. Схватил тебя, уложил на заднее сидение и рванул домой. Пока ехал, связался со знакомым врачом, попросил подъехать. От него потом, уже дома после осмотра и узнал…

Мой спаситель замолкает, не решаясь произнести то, что сказал врач. Но мы оба и так знаем, о чём речь.

- А дальше?

- А дальше ты знаешь. – Он улыбается нарочито счастливо и бодро добавляет: – Ты пришла в себя, и я разглядел в тебе талант.

Уж не знаю, когда он успел разглядеть во мне талант. Но вот… пристроил по знакомству певицей в ресторан. Песни для меня сам писал, концерты организовывал для местной публики.

Да и сейчас тоже… И никогда ни единым словом не упрекнул. Ни разу благодарности не потребовал. Хотя мог бы.

Усилием воли усмиряю оживший в мозгу вихрь воспоминаний.

Несмотря на то, что мы с Михаилом одногодки, я сейчас стою перед ним, как провинившаяся студентка перед мудрым академиком. Опустив глаза в пол, изображаю искреннее раскаяние.

Только внутри тлеет и никак не желает угасать искра нового пожара.

Нет, ну, правда! Какого хрена?!

Я, разумеется, благодарна Михаилу за всё. Но разве это повод, чтобы позволить ему управлять моей жизнью?

Почему мне нельзя сделать всего каких-то пару проклятых глотков этого ресторанного пойла и расслабиться в промежутках между выступлениями? Я ведь не собираюсь напиться до состояния потери человеческого облика.