На секунду Максим повернул голову в ту сторону, откуда прибежал, и похолодел еще сильнее. За ним неслась уже огромная толпа, больше сотни ревущих, скалящих зубы упырей. Такого не ожидал даже Фрязин – он думал, удастся собрать не больше пяти десятков, и их рассечь несколькими стрелецкими засадами, рассеять и перебить порознь. Но это…

Отчаянным усилием, от которого едва не порвались жилы, Максим с криком оттолкнул насевшего на него упыря, вскочил, бросился бежать. Теперь уже толпа мертвых дышала ему в затылок, хотя никто из них, конечно, не дышал. Но и бежать оставалось совсем немного. Он пробежал одну засаду, другую, но знал, что из них ему сейчас подмоги не будет. Эти будут отставших и отделившихся от общей кучи.

Вот уже последние обгоревшие дома посада. Вот уже торчат стрелецкие бердыши над сложенной из бревен и телег баррикадой. Еще несколько шагов, только бы не споткнуться, не рухнуть раньше. Еще шаг, еще, а вот здесь оттолкнуться, и…

Максим сделал отчаянный прыжок, перелетел через полосу свежей рыхлой земли, и тут же услышал за своей спиной громкий треск. Ломившаяся за ним ватага мертвых налетела на ловчую яму, сработанную стрельцами за день. Первые их ряды обрушили спрятанные под слоем земли тонкие жерди и рухнули вниз на колья. Задние ряды сперва наперли на передних, обрушив еще несколько мертвяков вниз, а затем прямо в самую гущу угодила метко брошенная Фрязиным бомба, отчего десяток мертвецов раскидало в стороны, словно тряпичных кукол.

Остальные начали обегать яму с двух сторон, рассеявшись еще сильнее, и тут же получили сперва слаженный залп из пищалей, а затем со всех сторон на них бросились стрельцы с бердышами.

Первая ватага набросилась на мертвяков с тыла, не давая отступить и раствориться в мертвом посаде. Остальные наскочили спереди. Максим тоже схватил свой бердыш и побежал в общей толпе, чтобы нанести пару-тройку хороших ударов, хоть и оказался он в последних рядах.

Будь упырей чуть поменьше, все было бы кончено очень быстро, но к этакой толпе стрельцы подходить боялись, и от этого враг успел скучиться и броситься на них толпой.

Мертвяки дрались отчаянно. Конечно, действовать заедин, как заправское войско, они не могли, но что-то в них такое было, какая-то нутряная общность, словно у сбившихся в стаю зверей. Они норовили навалиться кучей на оставшегося в одиночестве стрельца, выискивали брешь в обороне и кидались туда, стараясь вырваться из капкана.

Несколько стрельцов оказались сбиты с ног, на несколько мгновений бой превратился в беспорядочную свалку, в которой мелькали то белые глаза, то вздымаемые бердыши. Сперва один человек с криком оказался утянут в мертвую толпу, затем второй, третий. Стрельцам уж приходилось рубить и своих мертвых товарищей. Был миг, когда казалось, первая ватага вот-вот дрогнет, и десятка три упырей вырвутся и убегут, но люди встали насмерть, и вскоре все было кончено.

– Ну, что, цел? – спросил Максима разгоряченный покрасневший Фрязин, утиравший шапкой пот со лба. Максим в ответ только коротко кивнул.

– Отлично ты бежал, кутья, – сказал Фрязин, смачно хлопнув его по плечу. – Будешь и дальше так – победим эту пакость совсем.

Максим – распаренный, разгоряченный боем, с дрожащими от натуги руками – ничего не отвечал, только кивнул, тяжело дыша. Сил его хватило сейчас лишь на то, чтобы бросить короткий взор на частокол и встретить глазами заинтересованный взгляд воеводиной сестры.

10. Глава девятая, в коей рыцарь пробирается в зачарованную башню

Весь следующий день прослонялся Максим без дела с осоловелой головой. Пробовал спать лечь, да сон к нему не шел. Глядя на него, Фрязин решил, что, пожалуй, следующей ночью ходить на упырей не стоит, да и стрельцам нужно было дать от этого ужаса отойти, а то как бы бунта не было. Чертков их весь день отпаивал пивом и в чувство приводил.