– Видал, дядя? – Чертков подбоченился.

Максим едва рот не раскрыл – он сам так, пожалуй, не смог бы, несмотря на все Минино учение. Подумалось ему, что, должно быть, перед ним ныне настоящий рыцарь, которому в пору за Круглый стол. Во Фрязине, который тоже был в драке искусен, чего-то такого рыцарского не доставало. Может быть, лихости?

– Ты, дядя, на воеводу не серчай, – сказал негромко Чертков Фрязину, когда они сошли с воеводина крыльца. – Его тоже понимать надо. Отец его в свое время с Васькой Грязным, верным царским опричником, вздумал местничать. Ну, прогневал тем царя, конечно, и тот его выдал Ваське головой. Васька притащил того во двор к себе, выщипал всю бороду, и все имение у него приказал отобрать, да так что тот вскоре с горя и помер. Остался наш Андрей Иванович без гроша, а на руках у него – мать, двое младших братьев да сестра. Легко ли? Бог его знает, сколько он порогов обил и кому душу прозакладывал, чтобы хоть какую-то службу получить.

– Черта мне до его горестей? – Фрязин сплюнул. – Дурак он, и помрет дураком.

– Нет, ты, дядя, это зря, – сказал Чертков. – В чем другом он, гляди, и не дурак, и, может быть, далеко пойдет. У нас на Руси ведь как: дурак тот, кто все прямо едет. А умный – кто околицей. Вот он, Андрей-то Иванович, разные окольные пути знает, иначе бы он после отцовской гибели уж не поднялся, сгинул бы со всею семьей. А что он службы не знает, так это не беда.

Фрязин на это только головой покачал.

– Чего ж вы отсюда не сбежали? – спросил он. – Тебе-то что? Сослался бы на приказ да топал бы себе дальше под Псков.

– Да я бы и рад, да воевода больно просил… – проговорил Чертков. – Он, конечно, тоже тот еще жук-долгоносик, но, все ж таки здесь, не считая нас, до тысячи душ христианских. Что ж было, бросить их?

– Это верно, – кивнул Фрязин. – Бросать людей – это последнее дело.

И в этот-то миг Максима, который дотоле просто сонно плелся за ними и вяло следил за беседой что-то словно толкнуло затылок. Обернулся он и увидел, что из окна на самом верху воеводина терема кто-то смотрит на него. Пригляделся и разглядел женское лицо, или даже скорее девичье – с распущенными темными волосами и немного угловатыми чертами лица. Цвета глаз было не разглядеть, но они, казалось, смотрели именно на него, однако стоило ему обернуться, девушка от окна отпрянула, и видение исчезло, так что Максим даже засомневался, в самом ли деле ее видел.

9. Глава восьмая, в коей рыцарь совершает подвиг на глазах у прекрасной дамы

– Значит, так, молодцы, – говорил Фрязин, медленно проходя перед выстроенными в линию стрельцами. – Кто из вас на охоту ходил, тот знает, как оно делается. Рассаживаем вас по засидкам – позже я каждой ватаге расскажу, где ей сидеть. Дальше вот это удалец, – он указал на Максима, стоявшего тут же и разминавшегося перед предстоящей пробежкой, – побежит вот оттуда вон туда, выманивая всю погань из домов, а если выйдет – и с лесной опушки. Ежели повезет, то их вылезет до сотни, и всех их он поведет за собой промеж засидок, словно собака, которая зайца гонит. Вся эта орава, конечно, растянется, кто-то начнет отставать. На отстающих будете наскакивать из засады, рубить бердышами. Как рубить – я вам показывал. Только не нападайте, если их рядом больше двух. Они глупые, но проворные. Ежели окружат вас – беда, ни бердышом, ни саблей не отмашетесь.

После боя обязательно все ко мне, и, если кого тварь укусит – обязательно скажите. Я знаю, как их укусы лечить, ничего не бойтесь. Но боже вас упаси это скрыть. Болезнь эту можно победить только в самом начале, покуда она вам в самую печенку не проникла. После этого – хана.