— Ты?!!

Кириас не мог поверить собственным глазам — в кресле сидел и снисходительно улыбался проклятый новичок, Энджиал! Значит, как ему обломать развлечение, так это запросто, «ай-ай, нехорошо поступаешь», а как сам — так творит, что в голову взбредёт?! И откуда у этого мальчишки в подчинении демоны? Дроу вскочил на ноги, сжатые кулаки побелели от еле сдерживаемой ярости. И эту тварь он должен называть хозяином и покоряться? Да ни за что!

— Я, кажется, велел тебе лишь выпрямиться, а не вскакивать на ноги. Неужели мои демоны так тебя ничему и не научили? Странно…

Он ещё и издевается, недоносок! Рассудительность и логическое мышление стремительно съёживались, оставляя лишь незамутнённое бешенство и желание убивать. Дроу зашипел:

— О, твои демоны, были весьма убедительны, они почти растоптали мои тело и душу… Но сейчас их здесь нет, так что я успею тебя уничтожить, подонок!

Вот только, попытавшись стремительным движением преодолеть ничтожное расстояние, отделявшее его от вожделенной жертвы, Кириас понял, что не может пошевелить и пальцем. Через поглотившую мозг ярость пробились первые мысли о том, а с чего, собственно, он решил, что сможет справиться с тем, кому подчиняется даже не один демон, связанный магическим контрактом, а несколько? Да ещё и в блокирующем ошейнике-то? Ростки понимания, а вместе с ним и страха, стали прорываться в сознании, а слова Энджиала эхом вторили им.

— Значит, тебе не понравилось, что творили с тобой мои мальчики? Я, значит, подонок?

Юноша медленно подходил к принцу, а тот заворожено следил за текучей и хищной грацией движений. Вкрадчивый голос хлестал беспощадными словами:

— А самому тебе, конечно, можно было проделывать почти то же самое со своими жертвами? Сколько их было, ты ведь даже и не считал, не интересовался — не сломали ли твои забавы чью-либо жизнь? Ты же сильнее — значит, правда на твоей стороне. Теперь вот, сильнее я. Почему же не могу делать с тобой, что моей душе угодно? Потому, что ты принц? Мне плевать на твоё положение. В данный момент у меня есть силы и возможности сделать тебя своей игрушкой. Так что — ты принадлежишь мне! Ведь это твоя собственная позиция, разве я не прав? Впрочем, у меня нет желания вести душеспасительные беседы. А вот то, что мой раб посмел оскорбить своего хозяина и не выполнил приказ, заслуживает серьёзного наказания. Ты сказал, что демоны почти растоптали тебя? Какое сладкое слово — почти… Я доведу его до значения «совсем», а ты, мой хороший, станешь идеально послушным.

Кириас слушал этот вкрадчивый монолог и понимал, что, если смотреть с такого ракурса, Энджиал во всём прав. Ведь он и в самом деле всегда брал то, что хотел, не задумываясь ни о согласии, ни о дальнейшей судьбе тех, кого использовал и выбрасывал, словно избалованный ребёнок надоевшую игрушку. Из-за желания не допустить повторения уже далёкого кошмара, он не хотел признавать, что стал таким же монстром, как те, кто несколько дней издевался над беззащитным телом второго принца.

Изменившаяся на угрожающую тональность голоса и мурлыкающие нотки помогли дроу оторваться от потрясших его мыслей и взглянуть в глаза молодого мужчины, стоящего уже вплотную к нему. В ту же секунду страшный удар в живот заставил Кириаса согнуться и осесть на пол. Казалось, что нечеловеческая сила смяла все органы и разорвала позвоночник, из глаз невольно брызнули слёзы. Но Энджиал не дал ему скорчиться у своих ног, а ухватил за горло, приставив ладонь второй руки к груди.

Он думал, что демоны причиняли невыносимую боль? Как же принц ошибался. Энджиал… хозяин… Впервые мысленно связав это слово с образом, Кириас осознал — да, он действительно принадлежит этому страшному существу и не в силах что-либо изменить. Так вот, хозяин виртуозно владел искусством причинения боли. Мучительные волны, накатывающие на тело, поглощающие сознание и рвущие душу… Даже мысли причиняли боль. А блаженное забытье всё не приходило — хозяин не позволял своей игрушке хоть сколько-нибудь отрешиться от наказания.